[…] В это самое время, т.е. между временем императора Карла Великого и короля Англии Эдуарда III[184], началась их политика второго рода, состоявшая в превращении религии в практическое знание и, следовательно, в выведении всех решений римской церкви путем диспутов не только из Писания, но также из философии Аристотеля, нравственной и естественной. С этой целью папа письменно убеждал упомянутого императора учреждать всякого рода школы; отсюда началось учреждение университетов, ибо вскоре после этого возникли университеты в Париже и Оксфорде. Верно, что и прежде в нескольких местах в Англии имелись школы для обучения детей латинскому языку, т.е. языку церкви. Но что касается университета для обучения, то до того времени ни один из них не был учрежден, хотя похоже, кое-кто тогда учил философии, логике и другим знаниям в различных монастырях, поскольку у монахов было мало иных дел, кроме как заниматься обучением. Прошло немного времени, после того как с этой целью были созданы некоторые колледжи и к ним прибавились многие другие, созданные рвением государей и епископов, а также богатых людей. Порядок там был утвержден тогдашними папами; и множество школяров посылалось туда их друзьями учиться как в место, откуда открывался простой путь к продвижению по службе как в церкви, так и в государстве. Польза, которую римская церковь ожидала и в действительности получила от них, состояла в поддержке доктрины пани и его власти над королями и их подданными со стороны богословов-схоластов, которые, стремясь сделать непонятными многие вопросы веры и призывая на помощь себе философию Аристотеля, писали толстые богословские книги, которых никто, даже они сами, не могли понять, как это признает всякий, кто обдумает писания Петра Ломбардского, или Скота, который писал к ним комментарии, или Суареса, или любого другого богослова позднейшего времени[185]. Тем не менее два типа людей, в других отношениях достаточно благоразумных, восхищались такого рода учением. Одни из них – это те, кто уже были преданны римской церкви и действительно страстно любили ее, ибо они и прежде верили в доктрину, но восхищались доказательствами, поскольку они их не понимали, и все же приходили к определенным умозаключениям. Другие – беспечные люди, которые скорее восхищались другими, чем стремились исследовать. Так что все они были совершенно убеждены и что доктрина истинна, и что власть папы не превышает той, которая ему полагается.
Б.
Я вижу, что там, где римская церковь обладает подобной властью, христианский король или государство, как ни достаточно будет у них денег и оружия, едва ли смогут сравняться с ней из-за недостатка в людях. Ибо едва ли их подданные выйдут на поле битвы и будут храбро сражаться вопреки своей совести.
А.
Верно, что церковники поднимали большие восстания во время ссор пап с королями, например в Англии против короля Иоанна, а во Франции против короля Генриха IV. В этих случаях на стороне королей было больше народа, чем на стороне пап, и так всегда будет, если у королей будет достаточно денег. Ибо мало у кого совесть так чувствительна, чтобы заставить отказаться от всегда недостающих денег. Но самый большой вред наносится королям под предлогом религии в тех случаях, когда папа дает одному королю право вторгаться во владения другого. […][186]
А.
Этот спор между папистской и реформистской церквами не позволял выбрать между ними, но заставлял каждого в меру своих сил исследовать по Писанию, которая из них правА. С этой целью Писание было переведено на простонародный язык, в то время как прежде это не дозволялось, как не дозволялось читать его никому, кроме имеющих на это особое разрешение. Ибо папа сделал с Писанием то же, что Моисей с горой Синай. Моисей не позволил никому, кроме тех, кого сам он взял с собой, пойти на эту гору, чтобы услышать Бога или увидеть его; а папа не позволял говорить с Богом в Писании никому, кто не имеет в себе частицы папского духа, в силу которой ему можно доверять.
Б.
Конечно, Моисей поступил очень мудро и согласно повелению самого Бога.
А.
Без сомнения, и сам результат заставляет так думать. Ибо, после того как Библия была переведена на английский язык, каждый человек, более того, каждый мальчишка и девчонка, которые могут читать по-английски, стали думать, что они говорят с самим Всемогущим и понимают, что он говорит, когда, читая по нескольку глав в день, пару раз прочли Писание. Итак, благодаря реформированной церкви и ее епископам и пасторам было отброшено уважение и повиновение и каждый стал судьей религии и истолкователем Писания для самого себя.
Б.
А разве англиканская церковь не имела намерения, чтобы так и было? Какую иную цель могла она преследовать, рекомендуя мне Библию, если не ту, что я должен сделать ее правилом моих действий? Иначе духовенство могло бы держать ее хотя и открытой для них, но скрытой от меня еврейским, греческим и латинским языками и питать меня из нее в той мере, в какой это необходимо для спасения моей души и церковного мира.