Сочинения в двух томах. Том 1

— Дня на два всего, — ответил я ей. — Я шел на яхте вблизи берега, и какое-то чувство подсказало мне заехать сюда.

Она взглянула на меня несколько пытливо, как мне показалось. Несмотря на ее девятнадцать лет, в ней заговорило любопытство женщины. Она представляла из себя прелестную картинку, а окружающий ее вид служил ей достойной рамкой. Кто из вас знаком с летним видом французских курортов?.. Свежее синее море, желтоватая бухта, беленькие домики с зелеными жалюзи, старые готические церкви с ветхими колокольнями; кругом смех, шутки, автомобили, купальные костюмы с чудо-лентами — жизнь, оживление, радость и тысячи зонтиков, под которыми незаметно можно шепнуть словечко… Среди такой обстановки встретил я Анну Фордибрас. Она, эта проницательная маленькая плутовка, начинала подозревать меня.

— Кто вам сказал, что я в Дьепе? — спросила она.

— Чутье — лучший руководитель. Где иначе могли вы быть?

— Почему не в Трувиле?

— Потому что меня там нет.

— Вот так причина! Надеялись вы встретить здесь моего отца?

— Разумеется, нет! Он отправился на своей яхте в Шербург три дня назад.

— Вы, по-моему, волшебник! Скажите, пожалуйста, зачем вы желали видеть меня?

— Вы интересуете меня. Не говорил ли я вам, что приеду? Неужели вы желали, чтобы я отправился в Истбоурн или Кромер и проводил там время с женщинами, которые трещат, как скворцы, и мужчинами, все честолюбие которых сосредоточивается на гнилых закромах? Я приехал, желая видеть вас. И такой прием! Я желал проститься с вами перед вашим отъездом в Америку.

— Но мы едем не в Амер… то есть я живу здесь. Не говорил вам этого мой отец?

— Возможно… У меня голова не всегда на месте. Здесь так много людей из Америки.

— Поэтому я люблю это место, — сказала она и, недовольно взглянув на меня, прибавила — Никто, однако, не пытается разузнать о том, что они делали в Америке.

Это был хитрый вызов с ее стороны, и он говорил мне многое. Дитя это не знает никакой тайны, сказал я себе, оно боится, что от него скрывают какую-то тайну. Мне нужно было держать себя крайне тактично. Как посмеется судьба надо мной, если я вздумаю влюбиться в нее! Но ничто не могло быть безумнее такого предположения, и его не следовало принимать во внимание.

— Любопытство, — сказал я, — является следствием одного из двух побуждений: или желания стать в дружеские отношения, или желания оскорбить. Заметьте это, пожалуйста, если только вам дадут на это время. Я вижу там целую дюжину молодых людей, которые жаждут сказать вам, что вы прекрасны. Не допускайте, чтобы я запретил им это. Так как мы остановились в одном и том же отеле…

— Как? Вы остановились в Пале?

— Неужели в Дьепе есть еще другой дом, где вас можно найти?

Она вспыхнула слегка и отвернулась от меня. Я видел, что испугал ее, и, подумав о том, сколько недоразумений может вызвать иногда так называемая тактика, я придумал какой-то предлог и оставил ее.

Да, положительно, глаза ее бросили мне вызов. А мужчине, сказал я себе, не подобает колебаться и следует поднять перчатку, брошенную ему так храбро молодой девушкой девятнадцати лет.

VI МОЙ ДРУГ МАК-ШАНУС ПЕРЕД ЗАВЕСОЙ ТАЙНЫ

Я думал, что никого не знаю в Дьепе, но ошибся, как вы это увидите. Не успел я войти в отель, как натолкнулся на Тимофея Мак-Шануса, журналиста с Флит-стрит, и в следующую минуту слушал уже его рассказы, представлявшие причудливую смесь фактов и фантазии. В первый раз в течение многих лет не понадобился ему немедленный заем.

— Клянусь, — воскликнул он, — лучше этого ты ничего и никогда не слышал! Здешний лорд-мэр устроил бал в честь провинциальных членов Совета и… между ними очутился я, Тимофей Мак-Шанус. Надо тебе сказать, что здесь в парламенте есть другой Мак-Шанус, которого они пригласили на веселье. Письмо попало по ошибке в другие руки, и я сказал себе, что Мак-Шанус должен присутствовать на этом обеде как почетный гость от имени старой Ирландии…

Я поспешил умерить его пыл и пригласил его отобедать со мной, на что он немедленно согласился. Когда через некоторое время он присоединился ко мне за обеденным столом, первое лицо, которое бросилось ему в глаза, была Анна Фордибрас, сидевшая рядом с грозной на вид дамой на расстоянии трех столов от нас. Выражение, появившееся при этом на его лице, не поддается никакому описанию. Я боялся, чтобы сидевшие в этой комнате не услышали последовавшего взрыва с его стороны.

— Клянусь матерью своих предков! — воскликнул он. — Ведь это она, маленькая пастушка. Ин Фабос, тебе стыдно признаться в том, что к этому берегу влекли тебя не звезды неба и не красота окружающей природы. О, Тимофей Мак-Шанус, как падают великие! Не далее…

Я усадил его на место и открыто высказал ему свое неудовольствие. Анна Фордибрас не слышала его слов, но ее рассмешили его манеры, равно как француженок и англичанок, сидевших вокруг нас. Держу пари, что нет такого профессора, который в состоянии был бы противостоять этому легкомысленному ирландцу или сердиться, а не удивляться его забавным выходкам.