Сочинения в двух томах. Том первый

Она, фрейлейн Беккер, должна сознаться, что была настолько слаба, что поддалась чувству ложного стыда и уступила девочке. В тихом голосе ребенка, добавила она, звучала такая сила, что в ту минуту она совершенно растерялась, оставила Альрауне и ушла в свою комнату, довольная, что не вступила в спор С этим маленьким существом. Впрочем, за то, что она постыдилась своей матери, она была наказана по заслугам: уже на следующий день Альрауне все-таки поведала подругам о молочной, и ей стоило много трудов восстановить свой поколебленный престиж.

Гораздо хуже, однако, чем учительскому персоналу, приходилось подругам Альрауне — в пансионе не было ни одной, которая бы от нее не пострадала. И странно: после каждой новой проделки девочки ее любили сильнее и сильнее. Жертвы ее, правда, всякий раз роптали, но другие были на стороне Альрауне. Фрейлейн Беккер рассказала тайному советнику множество подробностей, и несколько самых ярких случаев он записал в кожаную книгу.

Бланш де Бонвиль вернулась с каникул, которые провела у родственников в Пикардии. Будучи юным пятнадцатилетним существом, она по уши влюбилась в своего родственника, кузена. Она написала ему из Спа, и мальчик ответил по адресу: Б. д. Б., до востребования. Но потом, очевидно, он нашел себе что-нибудь получше — письма не приходили. Альрауне знала, в чем дело, знала и маленькая Луизон. Бланш была, конечно, очень несчастна и плакала целые ночи напролет. Луизон сидела рядом и старалась ее успокоить. Альрауне же заявила, что утешать вовсе не нужно; кузен изменил ей, и Бланш должна умереть от несчастной любви. Это единственное средство доказать изменнику его преступление, всю жизнь будет он мучиться угрызениями совести. Она привела много известных примеров, где возлюбленные поступали именно так. Бланш согласилась умереть, но не знала, как это сделать: несмотря на горе, она была все-таки весела и обладала превосходнейшим аппетитом. Тогда Альрауне заявила, что Бланш должна покончить с собою. Она рекомендовала кинжал или револьвер, — но ни того, ни другого не нашлось. Выпрыгнуть из окна Бланш тоже не соглашалась; не хотела она ни заколоться булавкой от шляпы, ни повеситься. Она соглашалась только отравиться. Альрауне помогла ей. В маленькой аптеке мадемуазель де Винтелен стояла бутылка с лизолем. Луизон стащила ее. Но там, к сожалению, оказалось всего несколько капель, — Луизон пришлось обломить фосфор со спичек из двух коробок. Бланш написала несколько прощальных писем: родителям, начальнице и неверному возлюбленному. Потом выпила лизоль, проглотила спичечные головки, — и то и другое было страшно невкусно. Для верности Альрауне заставила ее проглотить еще три пачки иголок. Сама она, правда, не присутствовала при самоубийстве, а под предлогом необходимости сторожить дверь вышла из комнаты, но предварительно заставила Бланш поклясться на Распятии, что она выполнит все в точности. Маленькая Луизон сидела на кровати подруги, с жалобным плачем подала ей сперва лизоль, потом спичечные головки и, наконец, пачки иголок. Когда же этот тройной яд заставил бедняжку закричать от невыносимой боли, Луизон тоже закричала, выбежала из комнаты и помчалась за начальницей с криком, что Бланш умирает.

Бланш де Бонвиль не умерла, искусный врач дал ей хорошее рвотное — лизоль, фосфор и пачки иголок вышли обратно. Правда, одна из пачек рассыпалась, и полдюжины их застряло в желудке: они стали блуждать по телу и долгие годы напоминали еще маленькой самоубийце о ее первой любви.

Бланш долго пролежала в постели и тяжко страдала: по-видимому, она была сильно наказана. Все жалели ее, ласкали как только могли, исполняли любые ее желания. Но она хотела одного — чтобы не наказывали ее подруг, Альрауне и маленькую Луизон. Она просила и умоляла до тех пор, пока начальница не обещала этого, — и Альрауне поэтому не исключили из пансиона.

Очередь была за Гильдой Альдекерк. Она очень любила берлинские пирожные; их обычно покупали в немецкой кондитерской на площади Ройаль. Она хвасталась, что может съесть двадцать штук, а Альрауне дразнила ее, говоря, что с тридцатью ей ни за что не справиться. Они держали пари: кто проиграет, тот платит за пирожные. Гильда действительно выиграла — но заболела и две недели пролежала в постели. «Обжора! — сказала Альрауне тен-Бринкен. — Так тебе и надо». И все девочки стали называть теперь толстую Гильду обжорой. Та сначала плакала, но потом привыкла к прозвищу и стала наконец самой верной подругой Альрауне, совсем как Бланш де Бонвиль.