Сочинения в двух томах. Том первый

Из заметок тайного советника явствует, что он был убежден в наличии у Альрауне какого-то особого свойства, способного оказывать вполне определенное влияние на окружающих. Этим объясняется то, что профессор старался собирать все факты, которые способны подтвердить его гипотезу. Правда, благодаря этому жизнеописание Альрауне, составленное ее «создателем», было не столько сообщением о том, что она делала, сколько скорее перечислением того, что делали другие — под ее влиянием: лишь в поступках людей, соприкасавшихся с нею, отражалась жизнь Альрауне. Она казалась тайному советнику своего рода фантомом, призрачным существом, которое не может жить в себе самом, тенью, излучающей вокруг себя ультрафиолетовые лучи и воплощающейся лишь в том, что происходит вокруг. Он до такой степени ухватился за эту мысль, что по временам не верил, что перед ним человек: ему казалось, будто он говорит с каким-то нереальным созданием, которое он лишь воплотил в кровь и плоть, с бескровной, безжизненной куклой, на которую он надел маску жизни. Это льстило его старому тщеславию: ведь только он был конечной причиной всего того, что свершилось благодаря и через Альрауне.

Он наряжал свою куколку с каждым днем все красивее и красивее. Он передал ей бразды правления, подчинялся сам не меньше других ее капризам и желаниям. С той только разницей, что воображал, будто на самом деле властвует он, что в конечном итоге лишь его воля проявляется через посредство Альрауне.

Глава девятая, которая рассказывает, кто были поклонники Альрауне и что с ними стало

Их было пятеро, любивших Альрауне тен-Бринкен: Карл Монен, Ганс фон Герольдинген, Вольф Гонтрам, Якоб тен-Бринкен и Распе, шофер.

Обо всех них повествует кожаная книга тайного советника, — о всех них нужно рассказать и в этой истории Альрауне.

Распе, Матье-Мария Распе, управлял «Опелем», который подарила Альрауне княгиня Волконская, когда той исполнилось семнадцать лет. Распе служил в гусарах и помогал старому кучеру ухаживать за лошадьми. Он был женат и имел двоих сыновей. Лизбетта, его жена, стирала в доме тен-Бринкена. Они жили в маленьком домике рядом с библиотекой, у самых железных ворот.

Матье был белокурый, высокого роста, сильный. Он знал свое дело, и мускулам его повиновались как лошади, так и машина. По утрам он седлал ирландскую кобылу своей госпожи, выводил на двор и ждал.

Альрауне медленно сходила с каменного крыльца господского дома. Она была одета мальчиком: в желтых гетрах, в сером костюме, с маленькой жокейской шапочкой на коротких локонах. Она не вдевала ногу в стремя, а заставляла Распе подставлять руку, становилась на нее и с мгновение оставалась в такой позе, — потом садилась на мужское седло. Ударяла лошадь хлыстом, и та, как бешеная, вылетала в настежь распахнутые ворота. Матье-Мария едва поспевал на своей кляче.

Лизбетта запирала за ними ворота, сжимала губы и смотрела им вслед — мужу, которого любила, и фрейлейн тен-Бринкен, которую ненавидела.

Где-нибудь в поле Альрауне останавливалась, оборачивалась, поджидая Матье.

— Куда же мы сегодня поедем? — спрашивала она.

И он отвечал: «Куда прикажете». Она подхватывала удила и галопом мчалась дальше.

Распе не менее жены своей ненавидел эти утренние прогулки. Альрауне ехала, словно в одиночестве, — он был словно воздух, для нее он вообще не существовал. Когда же она на

мгновение оборачивалась и заговаривала с ним, он чувствовал себя еще хуже. Он знал заранее, что она опять потребует от него невозможного.

Она остановилась у Рейна и спокойно подождала его. Но он не торопился: он знал, у нее появился какой-то новый каприз, но надеялся, что, пока доедет, она успеет забыть. Но она никогда не забывала своих капризов.

«Матье, — сказала она. — Давай переплывем?» Он принялся ее отговаривать, но знал заранее, что это ни к чему не приведет. «Тот берег слишком крутой, — сказал он, — не подняться, да и течение здесь особенно сильное…»

Ему было досадно. К чему это? К чему переплывать через реку? Они только промокнут, озябнут, — хорошо, если отделаются одним насморком. А ведь рискуют и утонуть из-за ничего, из-за пустого каприза. Он твердо решил остаться, — пусть делает глупости. Какое ему до нее дело? У него жена и дети…

Но на том и кончилось — минуту спустя он уже очутился в воде, погнал свою клячу, с трудом достиг противоположного берега и с трудом взобрался наверх. Отряхнулся, произнес вслух проклятие и частою рысью поехал вслед за Альрауне. А та едва посмотрела на него своим быстрым насмешливым взглядом.

— Что, промок, Матье?

Он смолчал, раздосадованный и оскорбленный. Почему она его называет по имени, почему говорит ему «ты»? Ведь он же шофер, а не простой конюх! В его голове роились всевозможные ответы, но он молчал.

Или же они направлялись к военному плацу, где упражнялись гусары. Это было ему еще более неприятно, так как офицеры и солдаты его знали: он прежде служил в их полку. Бородатый вахмистр второго эскадрона иронически кричал ему вслед: «Ну, Распе, как дела?»