Он не шевелился. Она снова поднялась, подбежала к столу, снова вернулась, опять наклонилась, прислушалась к его дыханию. Он почувствовал, как его кожи коснулось что-то холодное, острое, — понял, это нож. «Она сейчас ударит», — подумал он. Но он не испугался-ощутил какую-то странную радость, не пошевельнулся, молча ждал смертельного удара, который бы обнажил его сердце. Она коснулась ножом его груди — осторожно, осторожно разрезала, не глубоко, — но кровь сразу брызнула фонтаном. Он слышал ее быстрое дыхание, поднял слегка веки и посмотрел. Ее губы были полуоткрыты — вдруг она бросилась на него. Прижала губы к открытой ране и начала пить-пить его кровь…
Он лежал молча и неподвижно, чувствовал, как кровь приливает к сердцу. Ему казалось, будто она выпьет ее всю — не оставит в нем ни единой капли. Она пила-пила — прошла, казалось, целая вечность…
Наконец она подняла голову. Он увидел, что она вся горела. Ярко сверкали ее щеки в лунном сиянии, маленькие капли пота искрились на лбу. Нежною рукою коснулась она иссякнувшего источника, своего красного нектара, — и быстро поцеловала его. Потом отвернулась и пристально стала смотреть на луну… Ее что-то манило. Шатаясь, она подошла к окну. Встала на стул, ступила ногою на подоконник — вся залитая серебряным светом…
Потом, словно быстро решившись, спрыгнула обратно. Не смотрела по сторонам и скользила по комнате. «Я иду, — шептала она, — иду».
Отворила дверь, вышла из комнаты.
Он продолжал лежать — прислушивался к шагам сомнамбулы, пока они не замерли где-то вдали. Затем встал, оделся.
Он был рад, что она ушла, — он сумеет хотя бы ненадолго заснуть. Надо уйти, уйти поскорее — пока ее нет…
Он вышел в коридор и пошел в свою комнату. Он услышал шаги и спрятался в нишу — показалась черная тень: то была Фрида Гонтрам в глубоком трауре. Она держала в руках свечу, как всегда во время своих ночных хождений. Он увидел бледные черты ее лица, жесткую складку около носа, плотно сжатые губы. Увидел ее испуганный взгляд…
«Она одержимая, — подумал он, — одержимая, как и я».
Одно мгновение хотел было заговорить с нею, посоветоваться — быть может… Но покачал головою: «Нет, нет, все равно ничего не поможет».
Она преграждала путь в его комнату: он решил пойти в библиотеку и лечь там на диване. Тихо сошел по лестнице, открыл тяжелую дверь.
На каменной скамье перед конюшнями сидел старый кучер, он заметил, как тот поманил его. Быстро направился он к нему.
«В чем дело, старик?» — прошептал он. Фройтсгейм не ответил, поднял только руку и показал наверх.
— Что? — спросил он. — Где?
Но потом вдруг увидел. По высокой крыше дома шел стройный нагой мальчик — спокойным, уверенным шагом.
То была Альрауне.
Глаза ее были широко раскрыты, глядели вверх, высоко вверх — на полнолуние.
Он увидел, что губы ее шевелятся, увидел, что она слегка поднимает руку, точно в каком-то страстном могучем желании…
И идет все дальше и дальше. Спускается по карнизу — медленно — шаг за шагом…
Она должна упасть — неминуемо, неизбежно.
Им овладел безумный страх — его губы раскрылись, чтобы крикнуть, предупредить ее…
— Альра…
Но он подавил крик. Предупредить ее, выкрикнуть ее имя — ведь это значило бы убить ее… Она спала, она в безопасности — пока она спит и действует в этом сне. Но если он закричит — если она проснется — она неизбежно должна будет упасть.
Что-то шептало ему: «Кричи, кричи, — кричи — тогда ты спасен. Одно только слово, одно ее имя — Альрауне. На языке у тебя ее жизнь — ее и твоя собственная. Кричи же, кричи».
Он плотно сжал губы, закрыл глаза, судорожно стиснул руки. Он чувствовал: сейчас, сейчас свершится.
Ах, обратно было немыслимо, — он должен был это сделать. Все его мысли слились в одно, сковались в один острый кинжал: «Альрауне…»
Вдруг среди ночи громко, пронзительно, дико, безумно прозвучало: «Альрауне — Альрауне».
Он открыл глаза — посмотрел. Увидел, как наверху она опустила руки, как внезапная дрожь пробежала по ее телу, как она обернулась, взглянула вниз на большую черную фигуру, показавшуюся в окне, — увидел, как Фрида Гонтрам широко раскинула руки — бросилась вниз, — услыхал еще раз ее отчаянный вопль: «Альрауне».
Потом перед ним все смешалось — густой туман заволок его глаза, он услышал только глухой звук падения, за ним другой. И снова вопль — но только один.
Старый кучер взял его за руку и повлек за собой. Он зашатался, едва не упал-вскочил, быстро побежал через двор к дому…
Бросился на колени перед нею — обвил ее тело своими руками. Кровь, много крови окрасило ее короткие локоны…
Он приложил ухо к ее сердцу, услыхал слабое биение. «Она еще жива, — прошептал он, — о, она еще жива», — и поцеловал ее бледный лоб.
Он посмотрел в ту сторону, где старый кучер суетился возле Фриды Гонтрам. Заметил, как тот покачал головою и тяжело поднялся на ноги. «Она сломала себе позвоночник», — услышал он.
Что ему за дело? Альрауне жива — жива.
— Пойдем, старик, — закричал он, — внесем ее в дом.
Он приподнял слегка ее плечи — она открыла глаза.
Но не узнала его. «Я иду, — прошептала она, — иду…»
Ее голова откинулась…