Читаем Сочинения в двух томах. Том первый полностью

Стон родного города будил его по ночам. Это по темным улицам Мариуполя, под конвоем эсэсовцев, из рабочих кварталов завода имени Ильича, с «Азовстали», из порта шли арестованные металлисты, их жены с детьми на руках, шли моряки военного и торгового флота, грузчики, рыбаки, пленные красноармейцы.

Пятьдесят тысяч человек прошло по улицам Мариуполя, на окраину города, к противотанковому рву в те страшные ночи. Было в их числе много друзей Макара, много товарищей из мартеновского, доменного, трубопрокатного цехов.

Днем улицы этого большого города были странно пустынными; по ночам они казались вымершими. Но в те настороженные, глухие ночи среди зачаженных развалин иногда гремели одиночные выстрелы и поднималась паническая суета: слышались свистки полицейских патрулей, сирены автомашин, крики, ругательства, автоматные очереди. Это пули народных мстителей беспощадно карали карателей, и фашистское воинство злобно металось в поисках партизан.

Вскоре гестаповским ищейкам удалось схватить сталевара Толмачева. Его допрашивал командир СД, некий Вульф.

— Вы, Толмачев, есть сталевар?

— Да, сталевар.

— И вы должен знать сталеваров-депутатов Никита Пузырев и Макар Мазай?

— Конечно, знаю. Это мои друзья.

— Где они? Их адреса?

— Это вы у кого-нибудь другого спрашивайте.

— Вы, Толмачев, есть коммунист?

— Я — рабочий, а каждый советский рабочий в душе коммунист.

— За этот дерзкий ответ вы получите пулю.

— Вы тоже дерзите мне, господин Вульф, в вы заслуженно получите пулю. Будьте уверены, она отыщет вас. Таких закоренелых преступников, как вы, мой народ не прощает.

Подробности допросов, пыток, расстрелов какими таинственными путями проникали в город из-за стен тюрьмы. И Макар вскоре узнал в подполье, как спокойно принял смерть его друг Толмачев, как, схваченный на территории завода, умер, не дрогнув под пытками, Никита Пузырев.

В день их гибели партизанская граната грянула у подъезда гестапо, и лишь случайно он уцелел, этот плюгавый ариец Вульф.

Постепенно металлурги Мариуполя рассеивались по приморским селам, прятались, где могли, а грозные приказы коменданта о возвращении рабочих на завод оставались «гласом вопиющего в пустыне».

Шеф шюцполиции Шаллерт не терял, однако, надежды сломить глухое сопротивление рабочих и возвратить их на завод. Он усердно собирал сведения о Макаре и с помощью дюжины самых опытных шпиков выслеживал его во всех закоулках города, в рыбацких поселках и в порту.

Факты, собранные Шаллертом, подтверждали огромный авторитет Макара Мазая в народе, значительность каждого слова этого рабочего вожака.

Идея Шаллерта была несложна: он схватит Макара и сначала припугнет расстрелом, потом смягчится, задобрит, купит, убедит, — именем этого авторитетного человека, его словом, его примером будет обеспечено возвращение мастеров на завод.

Между тем все поиски Мазая не приводили к успеху. Как могло случиться, что в городе, где Макара знали тысячи людей, никто не мог сообщить его местопребывания? Он жил на Гнилозубовке, в поселке Сартана, в селе Калиновка и на Слободке, но сыщики, уже имевшие десятки его адресов, нигде не могли застигнуть Мазая, стены города словно бы расступались перед ним. Как-то Шаллерт сам увидел его на Главной, выскочил из машины и бросился в переулок, но Мазай исчез. Шаллерт не допускал мысли, чтобы мог ошибиться: недаром он так тщательно изучил добрую дюжину фотографий Макара.

В те дни на розыски Мазая была спущена свора самых вышколенных шпиков. Они прочесывали и город, и район, и в селе Калиновка им удалось взять след.

Макар был схвачен утром, когда приготовился завтракать, а маленький Виталька, сын, складывал кубики у его ног. Дюжина гестаповцев окружила домик, и трое, с автоматами наизготовку, боязливо прошмыгнули в комнату. Они передвигались с такой напряженной осторожностью, будто опасались, что под ними взорвется пол.

Маленький Виталька запомнил, как отец, уходя, пригладил его кудри.

…В глухой одиночной камере надолго теряется след Макара. Только люди, чудом вырвавшиеся из этого ада, и надписи на стенах — трагические послания мучеников и героев — как бы приоткрывают перед нами двери той страшной тюрьмы. Эти надписи, выцарапанные ногтями на сером бетоне, много раз перечитывал и Макар Мазай.

Тени мучеников населяют тюрьму. Кажется, еще звучат в каменных глубинах отзвуки биения сердец. Макар прислушивается долгие минуты. Вот кто-то идет… Лязгает ключ в замке. На пороге, в сопровождении телохранителей, появляется сам Шаллерт. Телохранители первые входят в камеру. Они вносят стол и стулья, раскладывают на свежей скатерти папиросы, бутерброды, конфеты, наливают в бокалы вино.

Макар сидит в углу, прижавшись к холодной и скользкой стене. Похоже, что Шаллерт его не замечает. В камере вспыхивает яркий свет. Шеф шюцполиции присаживается к столу. Он кивает охранникам, и те насильно поднимают Макара, усаживают за стол. Шаллерт сам разливает вино.

— Прошу…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное