Сочинения в двух томах

Два мира. Впервые полностью — «Русский вестник», 1882, No 2, с. 659. Ранее (1872) печаталось без ч. 2. Опубликовав в 1857 г. «лирическую драму» «Три смерти», Майков продолжал работать над своим замыслом, связанным с историей раннего христианства в его столкновении с языческим миром, и в 1863 г. опубликовал новое произведение под загл. «Смерть Люция. Вторая часть лирической драмы «Три смерти»». Однако и это решение автора не удовлетворило. В архиве поэта сохранился черновой автограф под загл. «Смерть Люция. Часть вторая». Эта испещренная поправками рукопись — зародыш будущей трагедии «Два мира», куда сначала в качестве второй (1872), а позднее (1882) третьей части войдет кардинально переработанная «Смерть Люция». Трагедия «Два мира» завершает собой многолетний поэтический труд Майкова. Первостепенное значение для истолкования трагедии (как и для понимания всего драматического цикла Майкова) имеет его письмо к академику Я. К. Гроту, написанное в связи с присуждением Майкову за трагедию «Два мира» Пушкинской премии Академии наук. В начале письма Майков характеризует свои многолетние занятия всеобщей историей, перечисляя наиболее авторитетные исторические сочинения и называя многочисленных изученных им авторов: писателей, историков, богословов и т. п. «События минувших веков я старался вообразить себе по их аналогии с тем, что прожил и наблюдал сам на своем веку, а нами проживаемая историческая полоса так богата подъемами и падениями человеческого духа, что внимательному взору представляется богатый материал для сравнения даже с далекими минувшими эпохами. Открывается удивительная аналогия явлений, но не роковая последовательность непреложных внешних законов, а нечто живое, вечно действующее в самой сущности духа человеческого <.,.> Таким обрезом, мне настоящее поясняет минувшее, н наоборот». Далее Майков характеризует героев своей трагедии (и одновременно «героев» современности): «И нынешнего старого развратного сановника, балетного завсегдатая и весьма неразборчивого в способах приобретения узнаешь в Публии, беззубом проконсуле, которого дурачит Аезбия; надменного, сухого аристократа, у которого от предков остались только фамильные пороки н имя, который бранит новое только потому, что не ему достается сбирать дань с текущей жизни, признаешь в старом Фабии, скряге, скопидоме, вздыхающем о древнем праве, по силе коего он мог бы в рабство себе взять всех своих должников. В этих наших героях demi-monde'а <полусвета (франц.). — Ред.~>, добрых и веселых по природе, остроумных, даже и знакомых с последними словами «науки», при всем том скучающих, и обремененных долгами, истощенных оргиями и наслаждениями и часто готовых на все {как Катилина) для стяжания чести и денег, — разве не узнаете вы в этой бледной толпе юных патрициев <...> В этой картине нельзя не узнать многое, нас окружающее. И циник оказался необходим для моей картины. Скажу, впрочем, что он у меня вышел крупнее, так сказать, грандиознее и идеальнее, чем все циники Лукиана и др<угих> древних писателей. Я ему «польстил». Современные циники не должны бы обижаться, и они совершенно напрасно обиделись». Особое место в письме Майкова Гроту уделено проблеме «слога» — индивидуального языка действующих лиц трагедии. С этой точки зрения охарактеризован ряд ее героев: христиане Иов, Марцелл, Эвмен, Главк, Лидия и др. Далее Майков сказал о трагедии: «В ней много моих «убеждений». Во-первых, главное — все, что Деций говорит о разуме к что возражает Марцелл, — это мои личные понятия и «убеждения». Не считая непогрешимым и высшею силою в мире человеческий разум, личный, я воспользовался случаем дать шпильку и коллективному разуму, так наэ<ываемому> vox populi (имеется в виду античное изречение: глас народа — глас божий (лат.). — Ред.), предоставив подлому Миртиллу сослаться на глас народа в восстании всех против христиан» (Известия ОЛЯ, 1979, No 4, с. 384, 385, 386, 388).

Трагедия «Два мира» вызвала многочисленные отзывы современников Майкова, преимущественно положительные, и почти единодушно была признана самым значительным его произведением. «Поэма г. Майкова, — говорил Я. К. Грот на заседании второго отделения Академии наук 19 октября 1882 г., — столь зрело обдуманное и тщательно обработанное художественное создание, что его нельзя не причислить к тем приобретениям нашей литературы, которыми она вправе гордиться» (Я. К. Грот, Отчет о первом присуждении премий А. С. Пушкина, СПб., 1882, с. 14),

Повествуя о первых веках христианства, Майков широко использовал библейские легенды и предания, вводил в поэтическую ткань трагедии, в речь ее персонажей парафразы и цитаты из Евангелия. В комментариях такого рода вкрапления специально не оговариваются.