Сочинения в стихах и прозе

Прилично ли уму под перьями потеть?

Сей гордый господин, любимый небесами,

Покоиться привык у нас под колпаками!

Не должен ли, скажи, краснеть бессмертный дух,

Когда по плоти он сыч, филин, иль петух? –

Но что! … не будем мы указывать натуре,

И об умах судить не станем по фигуре:

Разумней, подлинно, иная здесь сова,

Чем с носом греческим французска голова!

Великие умы летают здесь стадами,

И славны мирными и бранными делами.

Там храбры коршуны воздвигли птичий Рим,

Когтисты римляне гроза врагам своим;

Здесь хищны замыслы проникнув ястребины,

Витийствуют скворцы за вольность и Афины;

С покляпым носом там наёжился Невтон,*

И, мудростью гордясь, топырит крылья он;

Здесь филин – Ришелье, иль Питт глазища жмурит,*

И ставя сеть царям, коварну рожу хмурит.

Толики здесь умы и доблести цветут,

Однако в мире сем не ангелы живут.

Пройдём мы все миры, рассмотрим все народы,

Увидим, что везде есть жалкие уроды!

Вот, например, идёт, надувшися, Павлин:

При здешнем он дворе имеет знатный чин;

Такую заслужа высоку царску милость

Чрез толь обманчиву наружности красивость,

Гордиться мог бы он сиятельным хвостом,

Но нет! он хвастает прескаредным умом.

А вот шестёркою промчалася ворона,

Имея гордый вид немецкого барона,

И подлинно, её знатнее в мире нет:

Придворным конюхом её был славный дед!

Ба! вот ещё сова нарядная тащится:

Возможно ль филину богиней не прельститься!

Какая выступка! какой на ней убор!

На всех пылающий она бросает взор;

Такие красоты в Москве, в Париже редки,

И пред совой должны смиряться все кокетки.

Вот кстати и журавль за модницею вслед

На длинных толь ногах в большой пустился свет:

Он легче воздуха, непостоянней ветра,

И ролю важную играет петиметра.

Влюбляться – долг его; повесой быть – закон;

Занятие – игра, похожа на бостон.

Но вот падучею страдает жалкий кобчик.

Ах! как кобенится сей бедненькой господчик;

Не Карачун ли то с ланцетами стоит?*

Нет! Тетерев глухой пред кобчиком пыхтит;

И кобчик корчится пред знатностью глухою,

В надежде, может быть, учтивостью такою

Защиту, иль чинок, иль место получить,

Чтоб после снегирей и воробьев душить,

Сдирать без жалости с бессильных птичек кожу,

И, наконец, себя преобразить в вельможу! –

Ну! вот ещё урод: – ощипанный петух!

Повеса промотал и перье всё и пух;

Обрили петуха пиры, игра и мода,

И стал бесхвостый мот посмехом для народа.

Тьфу, пропасть! И ещё двух вижу чудаков:

Один задумчив, горд, и важен и суров;

Другой ужасную имеет образину.

О, Муза! помоги списать сию картину;

Стань грозно со щитом ты ныне предо мной,

Чтоб глупость мстительна не ранила стрелой.

Представь себе, мой друг, без лести и отважно

Сие позорище толь дивно и толь страшно,

Когда латынию напыщенный педант,

Превыше облака свой вознеся талант,

Встречается с другим ему противной секты;

С обеих вдруг сторон стремятся аргументы:

Тот Аристотелем сопернику грозит,

Схвативши Канта сей, противника разит;

Трещат софизмами начиненны дилеммы,

Ревут по воздуху огромные системы,

Удару следует ужаснейший удар,

В героях множится свирепый, бранный жар;

Но оба вдруг снаряд логический теряют

И кулаками бой за истину решают;

Лежат растерзанны на части парики

И носятся власов напудренных клоки.

Но в птичьем мире нынь лютейша битва зрится:

Педанты диспутам должны здесь поучиться.

Один боец – краса индейских петухов;

Другой – честь филинов и цвет всех мудрецов.

Как пред Троилом взгляд сверкал Ахиллов зверский,

Так взором филину грозит петух индейский;*

Он, растопырившись, прегордо хвост несет,

Вращаясь, крыльями описывает свет;

Синеет рожа вся, трясётся нос мясистый,

Кричит на филина: «Вы все, все атеисты!» –

Неистово взглянул тут филин на него:

«О, харя синяя! и ты бранишь того,

Кому в подсолнечной учёностью нет равных!

Уже ль ты не читал трудов моих преславных?»

Петух так филину изволит отвечать:

«Как смеешь, рыжий враль, столь гордо помышлять,

Чтоб для твоих трудов хотел я тратить время:

Что может сочинить совино глупо племя!

Я в диссертациях то ясно доказал,

И в комментариях о том же толковал,

Что филины, сычи и все прегнусны совы

Не могут никогда быть славны богословы».

Подпрыгнул филин вдруг: рогатый философ

С надутым мудрецом терять не хочет слов,

И с шумом началась меж птиц учёных драка,

И филин и петух задорнейший клевака,

С размаху налетев, крылом друг друга бьют,

И без пощады в зоб и в голову клюют;

С них перья падают и кровь течёт ручьями;

Но филин, пользуясь преострыми когтями,

Кичливого врага сломил, сразил, попрал,

И ставши на него, победу прокричал!..

_____________

II. БАСНИ

Живописец

Был живописец славный,

Рафаилу в искусстве равный,*

И очень, очень не дурак;

Но сердцем жалкий был простак:

Уж до того он совести держался,

Что даже знатным льстить боялся!

А кто сие почтёт за грех?

Спросите вы у всех. –

Сей добрый человек хотел себя прославить,

И чем же? Вздумал он представить

Пороки все и глупости людей.

Судя по мастерству, он сущий чародей.

Нельстива кисть его что ни изобразила,

Одушевила.

Картину кончивши, тотчас

Он выставил её народу напоказ;

Но лишь её узрели,

Кокетки обомлели,

У плута волос дыбом стал,

Лжец трепетал,

Грызть ногти начал скряга,

Грозил указами сутяга,

Кобенился пред живописцем франт,