Сочинения в трех книгах. Книга вторая. Роман. Повести. Рассказы

В то время центральная пресса в связи с отсутствием других тем проводила кампанию по защите волков, превращая их из хищников, пожирающих всё съедобное в колхозных, и без того малочисленных, стадах, в «санитаров леса», помогающих природе сберечься от больных и немощных животных. Петр окрестил своих родителей и подобных им дачников в «санитаров города», очищающих его от обломков бетона, проржавевших обрезков канализационных и водопроводных труб, досок, осколков витринного стекла и проволоки, превращавших все вышеперечисленное в садовые дорожки, теплицы, подпорки и колышки для кустарников, огурцов и помидоров.

Про одного из таких деятелей местная газета в рубрике «Народные умельцы» написала, что тот умудрился сложить садовый домик из пустых бутылок, скопившихся за время непутевой без-дачной жизни. Сообщалось также, что скреплял он эти бутылки цементным раствором и лишь по углам использовал кирпичи. Правда, газета не упоминала, что бутылки он устанавливал горлышком наружу и пробками не затыкал, поэтому, когда дул ветер, то страшный вой не давал соседям заснуть. А одна старушка, приехавшая погостить к родственникам и не подозревавшая о причине воя, к утру сошла от страха с ума, и врачи еле вернули её к нормальной жизни.

После смерти родителей заботу о дачных насаждениях Петр свел к минимуму.

На даче он появлялся раза два в месяц. Окапывал деревья, пропалывал в лунках под ними сорняки да изредка подкармливал навозом, которого родители заготовили лет на десять впрок. Огородную деятельность Петр прекратил, хотя картошку все-таки высаживал.

Костя Колесов время от времени помогал другу, за что щедро награждался осенью яблоками и другими дарами окультуренной природы. При этом он каждый раз упоминал «Буколики» и говорил, что когда-нибудь, подобно Вергилию, опишет современную садово-огородную деятельность.

В этот раз подружки ехать на дачу не захотели, и друзья, не слишком огорчившись, отправились вдвоем.

– Больше пива нам достанется, – подытожил отказ женской половины Петр.

Пока Костя собирал дрова, ветки и старые сучья для костра, Петр окучил и прополол картошку.

Вместе они подровняли лунки под деревьями, скосили особо возвышавшуюся траву и навели порядок в доме.

К вечеру, когда от солнца осталась только яркая рыжая бровь, а небо начало темнеть, приятели развели костер, умылись чистейшей водой из колодца, вырытого еще под руководством Петиного отца на заре дачной деятельности.

Пламя постепенно уменьшилось, и друзья, выпив по рюмочке из предварительно охлажденной в этом же колодце бутылки водки, занялись нанизыванием кусков свинины на шампуры.

Мясо они нарезали, переложили луком, посыпали перцем, солью и обильно залили соком лимонов ещё дома. Теперь оно дошло до кондиции, стало сочным, почти белым и нуждалось только в одном – быть изжаренным и съеденным.

Высокий ворох горящих веток исчез. Костер прогорел и превратился в прозрачный слой раскаленного воздуха над ярко-красными углями. Костя разровнял угли, установил с двух сторон бывшего костра кирпичи и сверху над этим сооружением уложил шампуры с кусками мяса. Жир закапал, угли зашипели, и воздух наполнился божественно вкусным запахом.

Выпив за то, чтобы шашлык не подгорел, Костя слегка сбрызнул его пивом для придания фирменного запаха. Пивом же наполнил две литровые стеклянные кружки, давным-давно, еще в студенчестве для хохмы похищенные в пивбаре, и сказал:

– Давай, дружище, еще по рюмочке, а потом расскажу историю. Услышал её давно, да случая не представлялось тебе рассказать. Короче, это не выдумка.

Прошлой осенью послали нас в колхоз. Собирать картошку. На неделю. Колхоз в самом дальнем углу области. Никто из наших там еще не был. Так вот, километрах в трех от колхоза стоит деревенька. Мы, когда гуляли, на нее и наткнулись. Живет в ней человек двадцать. Одни старики и старухи. Из молодежи никого. Из среднего возраста тоже. Вообще-то этим сейчас не удивишь. Молодежь бежит из деревни, но там случай особый. Там молодежи и не было аж с восемнадцатого года. А история вот какая.

До революции помещик в этой деревни жил. Богатый. Наверное, самый богатый на всю губернию. Держал он винокуренный завод, лесопилку, еще несколько заводов у него было, и все работало как часы. Прибыль не капала по капле, а текла широкой рекой. Мужик был он умный и, когда началась революция, укатил за границу. А в деревне слух прошел, что огромную часть своих денег барин не увез, а закопал, причем в нескольких местах, чтобы если искать будут, не всё нашли.

И начал местный народишка этот клад искать. Сначала несколько мужиков, а потом, когда выкопали кувшин с десятком серебряных и золотых монет, вся деревня копать стала.

Пшеницу сеять перестали, скотину порезали и роют, роют, роют. Обносились. Новую одежду купить нету денег, а сшить не из чего. Живут впроголодь. Едят только то, что бабы на огородах сажают – капусту да картошку. Одичали. Все время молчат да землю копают. Клад ищут. Говорить почти разучились.