Несколько лодок качались на волнах недалеко от берега. Зоркие глаза братьев разглядели ныряльщиков, периодически уходивших под воду, чего-то вытаскивавших и бросавших в лодки. Одна из лодок подплыла к берету, мальчишка лет тринадцати и старик вытащили ее на берег и начали выбрасывать на прибрежный песок раковины, размером немного больше кулака. Потом мальчишка разложил их на песке, и они прилегли отдохнуть в тени тряпичного навеса, который старик натянул на воткнутые в песок весла.
– Ловцы багрянок, – догадался Никлитий.
– Столько про них слышал, а вижу впервые. Знаю, что это морские брюхоногие моллюски семейства иглянок, знаю, что в пурпурных железах содержится красящее вещество красноватофиолетового цвета, которое и дало им название, что здесь около Сидона множество мастерских, добывающих из них эту самую краску, – восхищенно сказал Андрес.
– Одни ловят, другие скупают раковины и добывают краску, третьи красят ткани, купцы развозят по всему свету и перепродают эти ткани.
– Добавь еще моряков, перевозящих эти товары на кораблях, столяров и плотников, строящих корабли, ткачей, ткущих полотно, и крестьян, выращивающих лен, пастухов, пасущих овец, и стригалей, их стригущих, – подхватил Андрес.
– Тогда уж включай сюда добытчиков руды, кузнецов, охранников и так далее до писцов, все учитывающих, сборщиков налогов и царей.
– Все связано в мире…
Братья подошли к навесу и, поприветствовав старика, присели на песок.
– Хорош ли улов ваш? – спросил Андрес. – Тяжела ли работа и много ли за нее вы получаете?
– Вы, наверное, пришли издалека, если задаете такие вопросы? – ответил вопросом на вопрос старик.
– Да, от нашей страны до этих мест далеко и непросто добраться, – ушел от ответа Никлитий.
– Если бы вы жили поближе, то, наверное, знали бы мой род. Когда-то мои предки первыми занялись ловлей багрянок и крашением тканей. Эти ткани высоко ценились и здесь, в Финикии, и в Египте, и в Киликии. Даже с северного берега моря за ними приплывали, из далекого Рима.
Запасы раковин быстро стали иссякать. Все дальше от берега приходилось за ними уходить на лодках, и все меньше и меньше размерами они попадались.
Мой дед впервые сообразил, что багрянок можно выращивать, как овец или коз. Он начал не только вылавливать раковины, но и разводить их.
Дед скупал совсем мелкие раковины, которые раньше выбрасывали в море, и отвозил их на безлюдный прибрежный островок.
Там на илистом дне разбрасывал, огораживал и накрывал место сетью. Через год-другой приплывал и собирал выросшие раковины. Делал в тайне, чтобы никто не узнал его места и не украл багрянок. Потом, когда разбогател, дед стал нанимать охранников, ловцов и даже подкормщиков раковин.
Он построил самую большую в Финикии мастерскую для получения краски из раковин. Обученные молодые женщины осторожно, чтобы не погубить моллюска, палочками по каплям выдавливали выделения из железы в маленький кувшинчик из глазурованной глины, а потом раковины не выбрасывали, как обычно это делают, а выпускали в вырытый бассейн. Через какое-то время так опять повторяли. Дед узнал тайну того, как надо выращивать багрянок и чего добавлять в воду, чтобы они быстро набирали краску.
Это и погубило нас.
Тогда Финикия уже была в зависимости от Египта, и про наше дело узнал египетский чиновник. Он повелел привести к нему деда, чтобы тот научил египтян всему. Дед отказался. Тогда его объявили врагом Египта и пытали. Обещали отпустить, если он все расскажет. Дед, рассказал тайну, но его все равно убили. Только чиновник просчитался. – Старик рассмеялся и продолжал: – Он не рассказал им самого главного в рецепте подкормки багрянок, и у египтян ничего не получилось. Через год они это поняли, сожгли все наши мастерские, а всех мужчин угнали в рабство. Остался один я, да и то потому, что спрятался. Я был тогда младше моего внука. А тайна так и погибла вместе с дедом.
С тех пор краску добывают как когда-то раньше – выдавливают из раковины несколько капель, а саму раковину выбрасывают. Возле мастерских стоит невыносимая вонь от их гниения, а сама краска стоит опять огромных денег.
Меня от голода спас один дедов работник, научил ловить раковины, а когда умирал, оставил свою хижину и лодку. Мой сын утонул три года назад. И вот на старости лет я с внуком продолжаю собирать раковины, чтобы достать несколько капелек этой кровавой краски. Вот такая история.
Старик взял одну из лежащих поблизости раковин, обмакнул в нее палочку и желтоватой слизью нарисовал на уголке белого платка Андреса раковину багрянку с заостренным спиральным конусом вниз. Через несколько секунд под лучами солнца желтый цвет превратился в ярко-красный с фиолетовыми оттенками, сделавшими изображение объемным и особенно привлекательным.
История произвела на братьев гнетущее впечатление.
– Да, не напрасно говорят: красный цвет – это цвет крови, – взволнованно проговорил Андрес.
– А когда он имеет запах денег, то кровь становится еще заметнее, – добавил Никлитий.