— Кале пхе![23]
— срывая голоса, перекликались проводник и погонщики. — Я ла! Ма ла![24]И доносились обрывки изысканной ругани Чарлза Макдональда.
И то, и другое было одинаково непостижимо уму и только тревожило забитые снегом уши неясным отголоском то ли уже случившегося, то ли неотвратимо надвигающейся трагедии.
Но все обошлось на удивление благополучно, если не считать, конечно, двух потерянных яков и лошади, которую пришлось пристрелить: бедное животное провалилось в занесенную снегом трещину и поломало ноги.
Лагерь разбили на скорую руку и, опрокинув по стаканчику неразбавленного виски, залезли в спальные мешки. Погружаясь в блаженное забытье, Смит услышал шипение и упоительный дух варева, которое готовили бутанцы-погонщики. Раскаленные камни в чугунке, с крупно нарезанными кусками мяса и тугими ядрами горного лука, выгнали обильный сок и исходили дразнящим паром.
«Конина», — успел понять Смит, с трудом ворочая в тесном коконе разбитые кости.
XIV
Проснулся он незадолго до полудня с давно позабытым ощущением счастья, хотя по-прежнему ныли суставы и саднили кровяные мозоли на руках.
Немилосердно жгло солнце, но травы вокруг еще были в росе, наполняя бодрящий воздух медовым хмелем. За ручьем, прыгавшим по молочным с ржавыми подпалинами валунам, слепил коралловой белизной конус гигантского гейзера. Покрытые ноздреватыми выпарами соли проплешины купались в тяжелых клубах, изредка пробулькиваясь сердитыми пузырями. Легкий ветерок доносил тогда йодо-бромную вонь, и на языке ощущался отчетливый привкус фотоэмульсии. Но зато дальше, насколько хватало глаз, расстилалось все то же духмяное поле, и округлые кочки были усыпаны земляникой, и цвели курчавые гиацинты в сырых овражках. Когда же менялось направление ветра, над долиной разливалась тревожная, порочно-сладостная струя таволги. Ее кремовые плюмажи хлопьями пены качались на сине-зеленых волнах.
— «Ты с красоткой усни на росистом лугу…» — насмешливо пропел Макдональд, увидев, что чудаковатый янки наконец пробудился. — А здесь и в самом деле рай! Даже воду для бритья не пришлось греть — взял прямо из гейзера… Жаль вот, яиц нет.
— Можете отварить на завтрак фазана. Их тут видимо-невидимо.
— И жаворонки! — разнеженно жмурясь, Макдональд запрокинул голову к небу. — Вы хоть знаете, как называется это прелестное местечко? На моей роскошной карте тут белое пятно.
— Белое пятно? — открывая банку с ветчиной, Смит укололся о заусеницу и принялся зализывать ранку. — Боюсь, что вы, сами того не ведая, попали в точку. Судя по всему, это Белый остров. Конусы из глауберовой соли — верная примета его границ. Так что поздравляю, Чарли.
— Тоже мне радость, — пренебрежительно фыркнул Макдональд. — Подумаешь! — подобрав жир со сковородки лепешкой из цзамбы, он допил кофе и побежал к ручью. Полюбовавшись на мерцающую золотой пыльцой форель, трепетно противостоявшую течению, прополоскал горло и вымыл руки. — Холодная! Даже зубы ломит.
— Ледниковая… Ну что, пора в путь?
— Да, будем собираться, — Макдональд включил рацию и настроился на привычную волну.
— Воет? — поинтересовался Смит.
— Как сонм чертей, — австралиец привычно взял пеленг. — Курс, таким образом, прежний — сто десять.
— Пусть будет так. — Смит не без труда выпрямился, ища глазами шерпа, который где-то далеко за ручьем пас на изобильных травах уцелевших животных. Погонщики, надо полагать, ушли еще на рассвете.
Сумерки застали отряд в пути. Небо над зазубренным краем обнимавшего долину хребта еще блистало всеми оттенками ранней зари, а здесь, в полынных, разом погрустневших полях, без дорог и примет человечьего быта, неудержимо густела темень. Холодеющий воздух стригли летучие мыши. Лунный желатин скупо плавился на металлических, окаймленных иглами листьях.
Откуда-то налетели тучи комаров. Сразу вспухли, наливаясь болезненным жаром, искусанные веки. Но едва лишь Смит подумал о том, что следовало бы хорошенько обмазаться гирудином, как задул ненавязчивый ветерок и разогнал кровососущие эскадрильи.
— Словно по заказу! — удовлетворенно отметил Макдональд. — Пора, однако, позаботиться о ночлеге… Постойте, да это никак огонек!
Милях в полутора от них действительно подрагивал какой-то теплый зовущий свет.
— Похоже на газовый факел, — озабоченно пробормотал Макдональд, вглядываясь в темноту.
Смит вынул из кожаного футляра бинокль.
В сероватом овале возникло дымное пламя и кусок озаренной им красноватой стены.
— Факел. Вы снова попали в точку, Чарлз, — прокомментировал Смит.
— Только не газовый. Скорее всего это горит масло, освещая вход в дом.
— Вы с ума сошли, Бобби, откуда здесь взяться дому?
— Больше того, это вилла. Притом с портиком, тонкими дорическими колоннами и беседкой, — чем пристальнее Смит всматривался, тем яснее проявлялись в его окулярах различные подробности: листья аканта на резных капителях, балясины, вазоны, мраморные бюсты на перилах веером расходящейся лестницы. — Готов поставить голову против дайма[25]
, что это римская вилла, если только я не позабыл, чему меня учили в колледже.