Сочинения в трех томах. Том 1

 — Почему?

 — Да, почему?

 — Разве можно хоть что-то вернуть? Или ты не переступил через меня, мертвую?

 — И ты поверила!

 — Как не поверить своим глазам!

 — Лучше бы выколола мои! Отчего же не дождалась меня? Зачем так непоправимо поспешила?

 — Я не знаю, как отвечать тебе! — прокричала она сквозь слезы, растопившие смерзшийся в горле ком. — Пожалей меня хоть немножко…

 — А ты меня пожалела? Я вернулся и не нашел тебя в нашем доме… Ты думаешь, мне было легко?

 — Бедненький…

 — Это все, что ты можешь!

 — Чего же ты хочешь, скажи!

 — Пойдем домой.

 — Но у нас с тобой нет больше дома.

 — Если есть мы, значит, будет и крыша.

 — Но я не одна… теперь, милый.

 — Разве ты любишь его?

 — Он мой лучший, единственный друг.

 — Это только слова. Ты его никогда не любила.

 — Что же нам делать, когда все так безнадежно запуталось?.. Ты ведь тоже женат, мой родной?

 — Это уже не имеет значения… Важно только одно: хочешь ли ты, чтобы мы опять были вместе?

 — Разве можно зачеркнуть прожитые годы? — Вернуться в прошлое, словно в оставленный дом? В нем живут чужие люди. Для нас не осталось там места.

 — Наш дом ожидает нас, Джозефина.

 — Какой дом, мой бедный Гвидо? Нашу квартирку под крышей заняли другие жильцы. Я видела их однажды.

 — Где?

 — У самых ворот. Они вышли гулять с детишками.

 — Значит, ты приходила на нашу улицу?

 — И не раз.

 — Я тоже часто приходил туда, надеясь увидеть тебя, Джозефина. И ждал на площади, сидя на ступеньках, где молодые художники рисуют портреты туристов.

 — И я там сидела, знаешь, возле того вазона с померанцем, но ни разу не повстречала тебя… Как ты не побоялся прийти сюда, прямо в палатку, мой Гвидо?

— Я знал, что твой муж оставил тебя.

 — Он скоро вернется, самое позднее на третий день.

 — Не обманывай себя: он никогда не вернется. Дай мне руку, и я уведу тебя отсюда, потому что одна ты погибнешь. Ты не можешь остаться одна, Джозефина.

 — Куда ты тянешь меня? Пусти! Мне страшно…

 — В наш дом, дорогая, где я так долго томился в одиночестве, поджидая тебя… Но ты не узнала его.

 — Ты говоришь о «доме образов»?

 — Не знаю, что это значит.

 — Но так назвал Томазо амарантовое палаццо, где я нашла… Это правда, что ты ждал меня там, Гвидо?

 — Я знал, что ты вернешься в наш дом, Джозефина.

Утром Джой отыскала шерпа, успевшего опустошить четыре «деревяшки» чанга.

 — Я собираюсь проведать тот дом, мистер Темба. Мне надоело целыми днями ждать и томиться от безделья. Хочу немного проветриться.

 — Возьмете яков, мадам?

 — Предпочитаю оставить их на ваше попечение. Когда вернется мистер Валенти, скажете, где я, договорились?

 — Но я не ожидаю мистера Валенти, мадам, я обязан ждать мистера Смита. — Анг Темба включил дисплей времени на калькуляторе. — Еще четыре дня, мадам. На пятое утро я свободен.

 — Это все равно, ведь они ушли вместе… Словом, вы знаете, где меня найти.

 — Понятно, мадам. При любых обстоятельствах я зайду за вами на обратном пути. Прикажете принести седло?

 — Будьте настолько любезны, мистер Темба, — кивнула Джой, погладив подошедшего пегого мула. — А я пойду собираться.

Она сумела выехать часов около десяти и к полудню пересекла границу пустыни, где негде было укрыться и переждать зной. Безоблачное небо и отраженный от покрытого марганцовым загаром щебня жесткий металлический свет сыграли с неопытной наездницей привычную шутку. Несмотря на широкополый «стетсон» и солнцезащитные очки, темнеющие с увеличением освещенности, она еле держалась в седле. Отяжелевшие веки неудержимо слипались, в висках и затылке ощущалась свинцовая ломота.

Заметив одинокую фигуру, отбрасывающую густую длинную тень, Джой сперва подумала, что это ей только кажется. Зажмурив измученные глаза, она подождала, пока немного померкнут багровые пляшущие круги, и осторожно приоткрыла трепещущие ресницы. Тень не исчезла. Подхлестнув мула, Джой вскоре поравнялась с изможденной старухой, бредущей неведомо куда по раскаленному камню.

Придержав повод, она хотела было о чем-то спросить убогую странницу, но так и не сообразила, о чем. Голова гудела, как надтреснутый колокол, и сознание заволакивал вязкий туман. Проехав мимо и почти позабыв о встрече, Джой вдруг резко натянула поводья. Тупой пулей ударила в сердце и мозг убийственная догадка.

Джой поняла, кого неосознанно напомнила ей оборванка в разодранной синей блузе и вытертых джинсах. Это была она сама и в своей же одежде, но разом постаревшая лет на пятьдесят или сорок.

Как та мегера в одной из ячеек безысходного колеса человеческих мук, она тащилась на неведомую живодерню, уподобясь потерявшему всякую память скоту.

Джой долго смотрела вслед уходящему будущему. «Томазо! Любимый, единственный, — шепнула сквозь сомкнутые губы. — Сколь многое ты приоткрыл для меня… Жаль только, поздно. Прости».

Не только разумом, всем существом своим она поняла страшную истину: в этой долине не было смерти для тех, кто боялся умереть.

XXII