Сочинения в трех томах. Том 1

Ты скорбишь о тех, о которых не следует скорбеть,
Хотя и говоришь слова мудрости.
Мудрые не оплакивают ни живых, ни мертвых.
Ибо поистине не было времени,
Когда бы я или ты, или эти владыки земли не были;
Воистину не перестанем мы быть и в грядущем.
Как живущий в теле переживает детство, юность и старость,
Так же переходит он в другое тело.
Сильный об этом не скорбит.
Соприкосновения с материей, о сын Кунти,
Бросают в холод и жар,
Доставляют наслаждение и страдание;
Эти ощущения преходящи,
Они налетают и исчезают;
Выноси их мужественно, о Бхарата.
Тот, кого они мучают, о. лучший из людей,
Тот уравновешен в радости и в горе тверд,
Тот способен к бессмертию.
У нереального нет бытия; реальное не перестанет быть;
Эту конечную истину постигли прозревшие суть вещей.
Знай, что То, Которым проникнуто все живое, неразрушимо.
Никто не может привести к уничтожению То Нерушимое.
Преходящи лишь тела этого Вечного,
Который неразрушаем и неизмерим.
Поэтому сражайся, о Бхарата.
Думающий, что он может убить,
И думающий, что он может быть убитым,
Оба одинаково заблуждаются.
Человек не может ни убить, ни быть убитым.
Он не рождается и не умирает;
Раз получив бытие, он не перестает существовать.
Нерожденный, постоянный, вечный и древний,
Он не убит, когда тело его убивают.
Кто знает, что он неразрушим, постоянен, неизменен,
 Как может тот убить, о Партха, или быть убитым?
Подобно тому как человек, сбросив верхнюю одежду,
надевает новую,
Так бросает он изношенные тела и облекается в новые.

БХАГАВАД ГИТА

Он бросил занятия юриспруденцией, поскольку профессия адвоката показалась ему безнравственной и постыдной. С удвоенным усилием принялся он за изучение древних культур Востока. Пытаясь постигнуть темный смысл седых сказаний, он чувствовал, как крепла живительная связь с родиной. Знакомство с древнеегипетскими папирусами и клинописными табличками Двуречья вывело его на какой-то удивительный круг постижения человеческого духа. Законы вавилонского царя Хамурапи и хеттская песнь об Уилликумми заставили вновь обратиться к Библии, и он почувствовал поэтическую прелесть Песни песней. Иранская «Авеста» помогла по-иному взглянуть на великий индийский эпос. Законы Ману, Джатаки, надписи индийского царя-миротворца Ашоки он воспринимал уже в связи с моралью Ассирии, Ниневии, Урарту и хеттов.

Иными словами, он ощутил вклад своей страны в великую культуру Востока. Точнее, испытал предчувствие этого удивительного ощущения, которое должно было прийти с осознанием и пониманием.

В Лондоне он познакомился с тогдашним губернатором Бенгалии сэром Джорджем Кемпбеллом, который пригласил его на работу в недавно открытую Бутийскую школу. Поэтому по окончании учения он лишь немного погостил дома и уехал вместе с женой в Дарджилинг.

Там по предложению Кемпбелла он ревностно начал изучать тибетский язык. Вскоре у него установились наилучшие отношения с раджой Сиккима — маленького независимого государства на границе Индии и Тибета. Познакомился он и с влиятельнейшими сиккимскими ламами, вместе с которыми совершил несколько интересных поездок по тамошним монастырям.

Однажды лама Лобсан-чжяцо, преподаватель тибетского языка в Бутийской школе, был командирован в Лхасу и Ташилхуньпо с дарами от своего монастыря. Этим случаем и воспользовались для того, чтобы узнать, нельзя ли, наконец, получить от тибетского правительства разрешения посетить Лхасу.