Р. Н. «На этом свете есть двоякий путь, как мною было сказано и ранее, о безгрешный: единение санкиев[45]
через познание и единение йогов через действие. Человек не достигнет свободы отречением от действия и одним отречением не поднимется до совершенства. Никто даже на один миг не может остаться истинно бездействующим, ибо все беспомощно влекутся к действию свойствами, от природы исходящими». Так говорит бог Кришна в «Бхагавад Гите», полковник. Что может сказать человек?Полковник. Эти строки о достижении совершенства напоминают учение Будды.
Р. Н. Буддизм не возник на пустом месте. Он такой же цветок Индии, как брахманизм.
Полковник. И он цветет теперь под небом Тибета.
Р. Н. Тибетский буддизм — это лишь отраженный, стократ преломленный свет Индии.
Так мирным богословским разговором закончилась эта беседа, которая столь угрожающе началась. Полковник хорошо знал Индию и ее культуру, чтобы настаивать там, где настаивать бесполезно.
Впрочем, при этом разговоре никто не присутствовал. Данная версия рисует в выгодном свете и самого Р. Н., и даже полковника. Это вызывает известное сомнение. Тем более что Р. Н., как и предполагалось, отправился в Тибет как тайный агент.
ПУТЬ С СЕВЕРА
Ты подчини себе стрелу,
Направь ее в полет жестокий,
Иль от источника к селу
Дай путь живительным потокам,
Цель каждого — в его судьбе,
Борись мечом или идеей,
Но нету жребия труднее,
Чем подчинить себя себе.
Пришедшего с севера звали Гонбочжаб Цэбекович Цыбиков. Родился он в Урда-Аге Забайкалькой области Читинского уезда в апреле 1872 года. Его отец, бурят кубдутского рода бывшей Агинской степной думы (потом Агинской инородческой области) Цэбек Монтуев, в юные годы хотел посвятить себя духовному поприщу, но встретил препятствие со стороны родителей — ярых шаманистов. Невзирая на это, он самоучкой овладел монгольской и тибетской письменностью, что позволило ему впоследствии занимать важные должности.
Потом он рассказывал сыну, как тяжело переживал отказ родителей послать его учиться в один из ламаитских монастырей. Ему казалось, что ответы на все загадки мира хранятся в священных списках, которые ламы якобы ведут с незапамятных времен. Он хотел знать, как возникают опустошительные болезни и как рождается подобная раскаленному шару, потрескивающая молния, которую он видел однажды после грозы. Он пытался постигнуть, что движет звездами и откуда пришел человек. Но более всего волновал его неразрешимый вопрос о смысле жизни.
Один бродячий лама как-то поведал ему слова Будды, что вся жизнь — это страдание. «Рождение есть страдание, старость есть страдание, болезнь есть страдание, соединение с немилым есть страдание, недостижение желаемого есть страдание…»
Цэбек и так видел, что несчастья и горести окружают человека с первых же его шагов на земле. Но вот во имя чего мир создан именно так, этого он понять не мог.
Где же конец мучений, в чем их смысл и можно ли устроить жизнь иначе, чтобы человек был счастлив на земле? Он часто задумывался над этими вопросами. Но ответов не находил.
Мечтам его об учении не суждено было осуществиться. Но он дал себе слово, что если у него будут сыновья, то он обязательно отдаст их в учение — одного в светское, другого в духовное.
Оспа унесла старших братьев Гонбочжаба, когда те находились еще в младенческом возрасте. Казалось, что мечте отца не суждено было сбыться…
Когда сыну минуло пять лет, Цэбек сам стал обучать его монгольской грамоте. Он с таким благоговением гладил рукой печатные страницы, с таким трогательным вдохновением пытался зажечь в сыне любопытство к загадкам природы, что тот невольно проникался его чувствами. Через два года Цэбек отвез Гонбочжаба в приходское училище при думе, где преподавали русский и монгольский языки. Но за весь первый год учителя не показали мальчику ни одной буквы… Основными предметами были история государства Российского и Священная история.
О, эти буквы! Маленький Гонбочжаб смотрел на них, как на таинственные знаки, по которым можно отыскать дорогу в новый и прекрасный мир. Он не знал, каков этот неведомый мир. Но перед ним смутно рисовалось бескрайнее поле, покрытое громадными разноцветными маками, синие-синие реки, залитые солнцем красные скалы и ослепительная радуга над землей. Видел он ульи и густой янтарный мед, медленными тяжелыми слезами сползающий из вынутых сот на серебряную, как от жира, густо-зеленую траву. И города видел, расплывчатые и дрожащие, как сквозь залитые дождем ресницы, яркие, многоцветные города, в которых никогда не был, о которых даже не слышал.