Сочинения в трех томах. Том 1

Вне всякого сомнения, госпожа Линь, выдавая себя за старую госпожу Лян, убедила своего сына, что он Лян Кэ-фа, сказав ему, например, что их детьми подменили, — она хотела уберечь его от отцовских притязаний Линь Фаня. Но она надела ему на шею медальон, который ее муж Линь Фань подарил ей в день свадьбы.

Я рассказываю вам эту мрачную историю в том виде, в каком она мне представилась во время допроса Линь Фаня. До этого были лишь зыбкие предположения. Первым подтверждением была реакция Линь Фаня на медальон; преступник чуть было не признался, что безделушка принадлежит его жене. Вторым и окончательным подтверждением стала патетическая сцена, длившаяся несколько мгновений, когда муж и жена стояли друг против друга перед помостом. Это был миг торжества госпожи Линь; цель, к которой она стремилась всеми силами, была достигнута: ее муж был сокрушен, его ждала казнь. Пришло время нанести ему удар, от которого он бы уже не оправился. Обвиняющим жестом она указала на Линь Фаня и начала: «Ты убил своего сына». Когда она увидела Линь Фаня, окровавленного, униженного, вся ее ненависть к нему пропала: перед ней стоял муж, которого она когда-то любила. От наплыва чувств она пошатнулась, Линь Фань бросился к ней. Не для того, чтобы напасть, как показалось стражнику и всем остальным. Я видел выражение его глаз, я уверен, что он хотел поддержать ее, не дать упасть на каменный пол.

Вот и все. Теперь вы понимаете, в каком положении я оказался еще до слушания Линь Фаня. Я арестовал его и должен был осудить очень быстро, не используя обвинения в убийстве сына. Потребовались бы месяцы, чтобы доказать, что под именем Лян скрывалась госпожа Линь. Поэтому пришлось расставить Линь Фаню ловушку и заставить его сознаться в покушении на нас.

Но его признание не разрешило всех моих затруднений. Центральные власти наверняка отписали бы большую часть конфискованной собственности Линь Фаня предполагаемой госпоже Лян. Я не мог позволить самозваной госпоже присвоить богатства, по праву принадлежащие государству. Я ждал, что она предпримет, ведь она должна была подозревать, что правда мне известна, особенно после того, как я начал выспрашивать подробности бегства из подожженного укрытия. Но она все не являлась, и я уже подумал, что должен действовать против нее в судебном порядке. И потом все разрешилось само собой. Госпожа Линь покончила с собой. Но она не сделала этого сразу, потому что хотела умереть в один день и час со своим мужем. Теперь же пусть ее судит Небо.

В комнате воцарилась глубокая тишина. Судья Ди содрогнулся. Закутавшись поплотнее в халат, он заметил:

— Зима идет: похолодало, чувствуете? Когда пойдете к себе, советник, скажите слугам, чтобы поставили сюда жаровню…

Помощники вышли, судья поднялся. Он подошел к столику с зеркалом и снял шапочку с отглаженными крыльями. В зеркале отразилось худое, изможденное лицо.

Судья машинально сложил шапочку и убрал ее в выдвижной ящик под зеркалом. Он надел домашний головной убор и, заложив руки за спину, принялся ходить взад-вперед по комнате. Он мучительно пытался собраться с мыслями. Но стоило ему отвлечься от ужасов только что рассказанной истории, как перед глазами вставали изувеченные тела двадцати монахов, в ушах звенел безумный хохот раздираемого на части Линь Фаня. В смятении судья спрашивал себя, как могут быть Святым Небесам угодны такие невыносимые страдания и потоки крови. Терзаемый сомнениями, он неподвижно стоял у стола, закрыв лицо руками.

Когда он опустил руки, взгляд его упал на письмо из Ведомства церемоний. Судья печально вздохнул: он вспомнил, что должен еще проверить, установлена ли на должное место табличка.

Он отодвинул ширму, разделявшую кабинет и зал заседаний. Пройдя через помост, судья спустился в зал и обернулся.

Он увидел скамью, покрытую алой материей, и свое пустое кресло. За ним стояла ширма, на которой был вышит большой единорог — символ проницательности. Когда же он взглянул выше, то увидел на стене, поверх балдахина над помостом, висящую горизонтально табличку с Высочайшими Словами. Слова эти глубоко тронули судью. Он опустился на каменные плиты и еще долго стоял на коленях один, в холодном пустом зале, повторяя простую искреннюю молитву.

А высоко над ним в лучах утреннего солнца, пробивавшихся через окна, сияли четыре позолоченных иероглифа, гравированная копия безупречного императорского почерка:

«ПРАВОСУДИЕ

ПРЕВЫШЕ

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ

ЖИЗНИ».

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В большинстве китайских детективных романов судья одновременно занят решением трех или более совершенно разных дел. Эту любопытную особенность я сохранил и в данном романе, изложив три сюжета таким образом, чтобы они составили одну продолжающуюся историю. На мой взгляд, в этом отношении китайские детективные романы более реалистичны, чем наши. Население округа было довольно значительным, поэтому вполне логично, что судье приходилось одновременно заниматься раскрытием нескольких преступлений.