Сочинения в трех томах. Том 2

Я растерялся, не зная, как утешить пленницу. Даже ценой моего месячного жалованья нельзя было воскресить мустанга!..

Мексиканцы питают слабость к крупным американским лошадям. Нередко гидальго платят баснословные цены за удовольствие появиться на таком коне.

У нас в эскадроне было много хороших полукровок, и я подумал, что молодая женщина не откажется от подарка.

Предложение мое, сделанное с деликатными оговорками, было с презрением отвергнуто.

— Что вы сказали, сеньор? — воскликнула женщина и топнула, так что зазвенела шпора. — Вы предлагаете лошадь? Мне!.. Взгляните! — Она указала на равнину. — Вот тысячи лошадей, сеньор, и все они — мои. Судите сами, может ли меня соблазнить ваш подарок… На что мне ваша лошадь?

Надо было выпутаться:

— Но, сеньорита… Ведь это туземные лошади, а я предлагаю вам…

— Бросьте! — отрезала мексиканка, кивнув на мустанга. — Я не обменяю эту туземную, как вы изволили выразиться, на всех лошадей вашего эскадрона: ни одна из них ее не стоит…

Если бы дело касалось только меня, я, пожалуй, смолчал бы, но эта выходка сеньориты затронула честь эскадрона: мексиканка уязвила мое кавалерийское самолюбие.

— Ни одна эскадронная лошадь не стоит вашего мустанга? Вы так полагаете, сеньорита?

Я покосился на Моро. Женщина тоже взглянула на моего коня и уже не могла отвести от него глаз.

Амазонка любовалась благородными формами скакуна.

И в самом деле, Моро был великолепен — весь трепещущий, взмыленный, с клочьями снежной пены на груди, оттенявшими его лоснящуюся черную шерсть. Бока его тяжело вздымались. Пар вырывался из розовых ноздрей. Глаза его метали искры, и шея вытягивалась, как будто лошадь-победительница чувствовала наше лестное внимание.

Амазонка прищурилась; она молчала. Но по всему было видно, что лошадь произвела на нее сильное впечатление.

— Вы правы, кабальеро! — задумчиво проговорила она. — Этот конь стоит моего…

Но я уже раскаивался в том, что заинтересовал собеседницу своей лошадью: ведь, предлагая ей любого из строевых коней, я ни за что на свете не променял бы Моро на все табуны ее мустангов.

Не знаю, как бы я вышел из щекотливого положения, если б не подоспели кавалеристы.

Мексиканка испугалась моих рейнджеров: с виду они были настоящие разбойники.

Я приказал им ехать обратно на квартиры. Люди поглядели на мустанга, на его богатую сбрую, запятнанную кровью, покосились на амазонку и, обменявшись сдержанными замечаниями, ускакали.

Я остался наедине с пленницей.

Глава V ИЗОЛИНА ВАРГАС

Как только всадники отъехали, женщина спросила:

— Техасцы?

— Да, но не все…

— Вы их начальник?

— Да, сеньора!

— Очевидно, капитан?

— Вы угадали.

— Итак, сеньор капитан, я — ваша пленница?..

Вопрос меня ошарашил. Горячка погони, неожиданность встречи и ослепительная красота пленницы заслонили на время цель бешеной скачки, и я старался не думать о дальнейшем. Только сейчас я вспомнил свою прямую обязанность: надо выяснить, не шпионка ли эта женщина.

Ничего невероятного: сплошь и рядом красивым женщинам на войне поручают доставку секретных сведений. Если я отпущу мексиканку на все четыре стороны, могут возникнуть важные осложнения.

Так говорил голос долга, но арестовать беглянку было неловко… Я не провел и десяти минут в ее обществе, а уже находился под обаянием ее красоты…

Видя, что я колеблюсь, она повторила:

— Значит, я ваша пленница?

— Боюсь, сеньорита, что я — ваш пленник…

Эта любезность отчасти была продиктована желанием уклониться от прямого ответа, отчасти вырвалась от избытка чувств. Во всяком случае, я был далек от галантной шутки. Неожиданные слова прозвучали серьезно, и я с трепетом ожидал, как они будут приняты.

Большие блестящие глаза незнакомки остановились на мне сначала с некоторым смущением, но тотчас же в них заискрилось отнюдь не враждебное любопытство. Подавив торжествующую улыбку, сеньорита с прежним высокомерием произнесла:

— Ваш комплемент неуместен, кабальеро! Могу ли я идти?

Я разрывался между галантностью и чувством долга. С трудом нашел я среднюю линию.

— Сеньорита, — сказал я, подойдя к пленнике и глядя на нее с напускным равнодушием, — дайте мне слово, что вы — простите за грубое выражение — не шпионка, и вы вольны идти, куда вам вздумается. Все зависит от вашего слова.

Условие мое прозвучало скорей умоляюще, чем властно. Я корчил собою сурового вояку, но заискивающее лицо все портило.

Пленница расхохоталась.

— Шпионка? Это я-то шпионка? Вы шутите, сеньор капитан!

— Надеюсь, сеньорита, что вы, по крайней мере, не шутите… Итак, при вас нет никаких бумаг, никаких секретных пакетов?

— Ничего подобного, сеньор капитан!

Она тряслась от смеха.

— Так почему же вы пытались скрыться?

— Ах, кабальеро! Разве вы не техасцы? Не сердитесь, если я скажу вам, что мы, мексиканцы, вас недолюбливаем.

— Однако ваш образ действий был безумно неосторожен: вы рисковали жизнью.

— Это верно, карамба! Теперь я понимаю!..

Незнакомка многозначительно взглянула на мустанга, и рот ее горько скривился.

— Да, теперь я все понимаю, — повторила она, — но я так верила в непобедимость Лолы. Отдаю вам должное.