Сочинения в трех томах. Том 2

На этот раз Люпен вздрогнул.

— Давай письмо, — сказал он, схватив конверт.

На конверте не было никакого адреса.

Но внутри был еще конверт, на котором он прочел:

«Господину Арсену Люпену, находящемуся на попечении Виктории».

— Черт возьми! — пробормотал Люпен. — Вот так здорово!

Он разорвал второй конверт. В нем был листок бумаги, на котором крупными буквами было написано:

«Все, что вы делаете, бесполезно и опасно… Бросьте вашу игру».

Виктория испустила стон и упала без чувств. Люпен покраснел до ушей, как если б его самым грубым образом оскорбили. Он испытывал унижение человека, самые секретные намерения которого раскрыты насмешливым противником.

Впрочем, он не проронил ни слова. Виктория принялась за работу, а он весь день не выходил из комнаты и думал.

Ночью он не мог заснуть.

— К чему думать? — беспрестанно повторял он. — Я наткнулся на одну из таких задач, которые не разрешить разумом. Достоверно только то, что я не один замешан в это дело и что между Добреком и полицией есть не только третий вор, которым состою я, но еще и четвертый, который знает меня и ясно понимает мою игру. Кто же этот четвертый вор? Притом не ошибаюсь ли я? И потом… Ну ладно, заснем.

Но он почти всю ночь не мог уснуть.

Около четырех часов утра ему послышался какой-то шум в доме. Он быстро вскочил и увидел сверху, что Добрек спускался с первого этажа и направился в сад.

Минуту спустя депутат, открыв калитку, впустил человека, лицо которого было закрыто воротником шубы, и провел его в свой кабинет.

Предвидя такого рода явления, Люпен принял свои меры. Окна кабинета так же, как и его комнаты, выходили в сад. Он привязал к своему балкону веревочную лестницу, которую тихонько развернул, и спустился по ней до верхнего уровня окон кабинета. Эти окна были закрыты круглыми ставнями, оставляющими маленький полукруглый промежуток. Люпен, хотя и не мог ничего расслышать, но зато видел все, что там происходило. Он сейчас же разглядел, что особа, принятая им за мужчину, была женщиной — еще довольно молодой, хотя в ее волосах уже была седина, красивой, высокой женщиной, прекрасное лицо которой носило на себе следы страдания.

«Где я ее видел?» — думал Люпен. Эти черты, взгляд, лицо были ему знакомы.

Она стояла возле стола и бесстрастно слушала Добрека, который, тоже стоя, ей что-то с большим оживлением рассказывал. Он стоял спиной к Люпену, которому, благодаря зеркалу на противоположной стене, было видно его лицо. Он испугался, когда заметил, какими странными глазами, с каким зверским и диким желанием он смотрел на свою посетительницу.

Она сама, видимо, была этим очень смущена, потому что села и опустила глаза. Добрек наклонился над ней и, казалось, вот-вот обхватит ее своими длинными руками. И вдруг Люпен разглядел крупные слезы на грустном лице женщины. От вида этих слез Добрек, очевидно, совсем потерял голову.

Внезапно он обнял женщину и привлек ее к себе. Она оттолкнула его с ненавистью. И после короткой борьбы, во время которой лицо Добрека было перекошено яростью, оба стояли друг против друга, как два смертельных врага.

Потом они замолчали. Добрек сел со злой, жестокой иронией в лице. И снова заговорил отрывисто, стуча по столу, точно ставил какие-то условия.

Она слушала его спокойно, рассеянно, с отуманенным взором. Люпен не спускал с нее глаз, плененный этим энергичным и страдальческим лицом, и тщетно старался вспомнить, с чем связан в его памяти этот образ. Вдруг он заметил, что она повернула голову и незаметно скользила рукой по краю стола, в конце которого стоял графин с водой, заткнутой золоченой пробкой. Рука достала графин, нащупала его, слегка поднялась и схватила пробку. Быстрый поворот головы, взгляд, брошенный на пробку, и она опять на своем месте. Очевидно, это было не то, что она желала.

«Черт возьми! — подумал Люпен. — И эта тоже находится в погоне за пробкой. Дело с каждым днем все больше осложняется».

Но продолжая свои наблюдения, он был поражен, заметив неожиданное выражение ее лица, выражение неумолимое, страшное, дикое. Он видел, как рука продолжала двигаться вокруг стола, непрерывно скользя по краю, расталкивая книги, и медленно, уверенно приближалась к кинжалу, лезвие которого поблескивало посреди листков бумаги, рассыпанных по столу.

Она нервно ухватилась за рукоятку.

Добрек продолжал говорить. Над его спиной медленно подымалась рука, и Люпен видел блуждающие и злые глаза женщины, которые устремились в затылок, в намеченную для удара точку.

— Вы собираетесь сделать глупость, прекрасная незнакомка, — прошептал Люпен.

Он уже обдумывал план бегства его и Виктории.

Вытянув руку, она поколебалась одно короткое мгновение. Но вдруг сжала зубы, все лицо сократилось ненавистью и она сделала страшное движение.

В то же мгновение Добрек наклонился, прыгнул со стула и, повернувшись, схватил на лету нежную кисть женщины.

Странное дело: не бросил ей ни одного упрека, как если бы все это его нисколько не удивило, как если бы это было естественно и просто. Он пожал плечами с видом человека, привыкшего к такого рода опасностям, и молча прошелся по комнате.