Сочинения в трех томах. Том третий. Усни, красавица. Смерть этажом ниже

— Чего ж не верить, — ответила та. — Многие говорили, что этот завод нас погубит. Детей вывозили. Вы слышали?

— Да, я даже видел.

— Но с них как с гуся вода. А Эля говорит, много народу погибло.

— Да, — сказал Шубин, — многие погибли.

Он посмотрел на Элю. Она встретила его взгляд настороженно, будто таясь.

Уже был другой день, другая жизнь, и он в ней был будто гостем. Да и что скажешь при матери?

Шубин подошел ближе к окну. Улица, на которую оно выходило, была пуста. Вон оттуда, из-за угла дома на той стороне, они пытались перейти улицу и потом спрятались от желтого шара. Он увидел истоптанный снег, там они лежали, боясь поднять головы. А чуть дальше за домом — лавочка, где сидят влюбленные.

— Я пойду, — сказал Шубин.

— Что? — не поняла Эля.

— Я пойду. Сама понимаешь, не сидеть же здесь.

— Я вас, Юрий Сергеевич, никуда не пущу, — сказала Эля, перейдя снова на «вы». — Вы на себя в зеркало посмотрите. Вы же на последнем издыхании.

— Я выспался, — сказал Шубин. — Я больше двух часов проспал.

— Я с вами.

— И не мечтай, — сказала ее мать.

И Шубин как эхо повторил:

— И не мечтай. Ну как же так… — покорилась Эля.

— Я очень прошу вас, — сказал Шубин, — никуда из дома не выходить. У вас четвертый этаж, это спасение. Мы не знаем, кончилось все уже или еще будут последствия.

— Холодно ведь, — сказала мать, — когда затопят?

— Я все узнаю и вернусь, — сказал Шубин.

— Правильно, — сказала мать, — сходите, поглядите и возвращайтесь.

Шубин взял свечу, прошлепал босиком в ванную комнату. Вода не шла, и не могла идти. Он поднял голову, посмотрел в зеркало и увидел себя впервые с вечера. И не сразу узнал, потому что за тридцать девять лет жизни привык к другому человеку.

На него смотрело грязное, обросшее щетиной существо. Волосы его и ресницы опалены, от волос вообще остались какие-то клочья. На виске и щеке — высохшая кровь. И как назло — нет воды.

— Юрий Сергеевич, — сказала из-за двери Эля. — У нас в кастрюле вода осталась. Вам пригодится.

Шубин хотел было с благодарностью согласиться, но сказал:

— Отлей мне в стакан. Неизвестно, когда пустят воду. Надо экономить. Может, целый день придется терпеть… или больше. Ты же понимаешь, что водопровод может быть отравлен.

— Понимаю, — сказала Эля. — Щетку зеленую возьмите, это моя.

Он открыл дверь. Она протянула ему полный стакан.

Он услышал голос матери из кухни.

— В чайнике еще осталось. Смотри, не выплесни.

Шубину было не ловко, что он не может спустить за собой воду в унитазе. Он прикрыл его крышкой, потом почистил зубы, намочил водой край полотенца и протер кое-как лицо. На полотенце остались пятна сажи и крови.

Пока Шубин натягивал ботинки, Эля почистила его пиджак и пыталась уговорить его съесть холодного мяса. Но есть совсем не хотелось. Он бы еще выпил воды, но не посмел попросить.

Эля стояла в смущении перед вешалкой, потому что Шубину надо бы переодеться, а дома не было мужских вещей. Она уговорила его надеть под рваную аляску свой толстый свитер, и Шубин согласился. Потом вытащила откуда-то белую вязанную шапку и сказала:

— Это ничего, что она женская, у нас ребята многие носят.

На шапке были изображены олимпийские кольца.

— До свидания, — сказал Шубин матери, которая стояла в дверях кухни.

— Приходите, — ответила она сдержанно.

Эля вышла проводить Шубина на лестницу.

Он пониже надвинул на глаза лыжную шапку.

— Ты адрес помнишь? — спросила вдруг она. — Улица Строительная, двенадцать, корпус два, квартира пятнадцать. Записать?

— Нет, запомню, — сказал Шубин. — Только не выходи. Не надо. И мать не пускай. Пока не вернусь, не выходи, обещаешь?

— Обещаю, — улыбнулась Эля. Впервые он увидел ее улыбку с прошлого вечера. Блеснула золотая коронка. А он и забыл, что у нее золотая коронка.

Дверь напротив открылась, и оттуда выглянул громоздкий мужчина в пижаме.

— Привет, — сказал он, — гостей провожаешь?

В вопросе было плохо скрываемое презрение к соседке.

— Доброе утро Василий Карпович, — сказала Эля, не выпуская руки Шубина.

Этот человек был из другого, обыкновенного, сонного, вчерашнего существования.

— Чего-то света нету? — спросил он. — Не знаешь?

— А вы проверьте, — сказал Шубин, — нет воды, нет газа и не работает телефон.

— А что? — Человек сразу поверил и испугался. — Что случилось, да?

— Эля, — сказал Шубин, отпуская ее руку. — Я тебя очень прошу. Пройди по квартирам и еще лучше — возьми кого-нибудь из мужчин, на которых можно положиться. Сейчас люди будут вставать, они ничего не знают. Может быть паника, кто-то может заразиться… Ну не мне тебя учить.

— Хорошо, Юрий Сергеевич, — сказала Эля.

Она хотела еще что-то сказать, но Василий Карпович из соседней квартиры не дал.

— Да что случилось, я спрашиваю! — почти закричал он. — Ты можешь человеческим языком объяснить?

Перешагивая через две ступеньки, Шубин сбежал с лестницы. Хлопнула бурая дверь подъезда.

Холодный ветер ударил в лицо. Он нес колючие снежинки. Шубин надвинул капюшон аляски.

На улице рассвело. Он перешел улицу и оглянулся. Эля стояла у окна. Она смотрела вслед. Тут же рядом с ней возникло лицо Василия Карповича — значит, он уже проник к ним в квартиру.