— Голова не болит? — спросил Котрикадзе, представив меня молодому лигонцу, оказавшемуся механиком по имени Фен Ла.
— Нет, спасибо.
Я инстинктивно поднял руку и ощупал шишку, оставшуюся у меня на лбу, как боевое отличие.
— В восемь придет машина. Вам, наверно, любопытно будет поехать с нами.
— Сочту своим долгом, — сказал я. — Пожалуй, мне следует переодеться?
Котрикадзе кивнул.
Переодеваться мне было не нужно. Да и во что переодеваться? Но я воспользовался этим предлогом, чтобы избавиться от тягостного ощущения собственной ненужности, и покинул комнату.
Но к себе я тоже не попал. В коридоре меня подстерегал господин Матур.
— Доброе утро, господин советник, — приветствовал он меня. — Вы рано поднимаетесь. Значит, вы хороший работник. Лишь бездельники спят до полудня.
Я не мог обогнуть его в узком коридоре и избежать неуместных восторгов.
— И ваши друзья также работают? Меня всегда восхищало трудолюбие русского народа! Великие свершения социализма — это результат самозабвенного труда. И я, как прогрессивный человек, могу лишь восхищаться!
Новый костюм господина Матура был ему узковат. Куда-то делись сверкающие перстни. Неужели наш спутник разорился и сменил классовые позиции? Это маловероятно.
— Приехать для того, чтобы помочь маленькой далекой стране! Жертвовать жизнью и здоровьем ради нас — это гуманизм в высшем смысле, не так ли? И совершенно бескорыстно!
Он готов был заплакать от умиления. Шоколадные зрачки неустанно крутились в желтых с красными прожилками белках глаз.
— А мы и не подозревали, насколько близка к нам угроза страшного бедствия. Теперь же мы сплотимся вместе с вами и спасем нашу маленькую страну. Только бы успеть! Как вы думаете, мы успеем?
Он замер с полуоткрытым ртом. Ждал ответа.
— Еще рано говорить, — ответил я сдержанно, стараясь отыскать просвет между стеной коридора и тушей нашего друга. — Для того мои товарищи и работают. Но пока нельзя сказать ничего определенного.
— Но, может, приблизительно? С точностью до двух дней? Ведь необходимо предупредить население?
— Как только станет известно, мы тотчас же сообщим.
Я не решился спрятаться в своей комнате, куда он мог беззастенчиво проникнуть, а позорно отступил обратно к Котрикадзе, захлопнул дверь и с облегчением вздохнул. В комнате было по-прежнему. Володя и механик спорили на странной смеси языков, тыча друг другу в лицо какой-то деталью. Котрикадзе тестером проверял нутро вскрытого ящика, напичканного печатными схемами и проводами. Сержант Лаво спал на диване, положив на живот автомат.
Котрикадзе оторвался от своего дела, взглянув, кто пришел.
— Передумали переодеваться? — спросил он.
— Отар Давидович, — сказал я, — не забудьте, что мы должны предупредить власти о сроках землетрясения. Ведь предстоит принятие мер. Некоторые уже интересуются…
— Вы совершенно правы, Юрий Сидорович, — сказал Котрикадзе вежливо. — Мы это непременно сделаем.
Я стоял посреди комнаты, не двигаясь, чтобы не наступить на что-нибудь. Котрикадзе сжалился надо мной.
— Юрий Сидорович, — сказал он, — если вы не заняты, будьте любезны, помогите нам. Вон там в коробочке винты. Рассортируйте их по размерам.