Когда дело тщательно рассмотрели и обсудили, была назначена пратика приблизительно из двухсот граждан, в которой начались совещания на эту тему. Сперва мнения разделились: те, кто желал установления власти Медичи во Флоренции, выступали за помилование заговорщиков (таких оказалось мало, и почти все они были люди незначительные, если же кто и имел вес, то не осмеливался высказаться); кое-кому представлялось, что осуждение стольких почтенных людей — решение весьма серьезное, и пролитая кровь будет началом большой катастрофы для города; некоторые из милосердия или по личной дружбе с кем-либо из заговорщиков стремились их спасти — среди них мессер Гвидантонио Веспуччи и все Нерли, которым было жаль потерять Бернардо дель Неро, предводителя своей партии, враждебной монаху. С другой стороны, все, кроме семейства Нерли, кто в прошлом был настроен враждебно к Медичи, очень страшились их возвращения; все, кто одобрял народное правление и нынешнее положение дел — а их было немало, — хотели лишить заговорщиков жизни. Во главе тех, кто высказывался за казнь, встал Франческо Валори, и то ли чтобы показать себя явным врагом Медичи, то ли из желания удержать в руках Совет, в котором он был как бы главой государства, то ли, как считали позже, чтобы убрать с дороги Бернардо дель Неро, единственного, кто мог быть поставлен с ним наравне и был способен помешать его возвышению, — он стал яростно того преследовать. Хотя его огорчала мысль о казни Лоренцо Торнабуони и он очень хотел его спасти, однако понимал, что Лоренцо виновен чуть ли не больше всех остальных и если помиловать его, то надо помиловать и всех прочих. В конце концов он так разъярился, что решил во что бы то ни стало покончить с заговорщиками.
Когда собралась пратика, от имени гонфалоньеров компании весьма резко выступил мессер Антонио Строцци, доказывая, что заговоры, направленные против свободы города, — это такое тяжкое преступление, что по законам должны быть лишены жизни не только сами участники, но также и те, кто знал о заговоре и никому не сообщил. Потом в таком же духе от имени комиссии Двенадцати говорил Бернардо ди Ингилезе Ридольфи, хотя в Комиссию входил также Пьеро ди Джулиано Ридольфи, родственник Никколо. Почти все магистраты продолжали в том же роде, когда мессер Гвидо[281]
искусно помог делу обвиняемых, показав, что их преступления различны: одни сделали больше, другие меньше, причем действовали различным образом, а некоторые лишь знали и ничего не делали; он сказал, что необходимо одновременно применить и законы, и статуты города и внимательно изучить, какого наказания заслуживают обвиняемые — одного и того же или разных; он напомнил, что когда речь идет о таком ответственном деле, как жизнь человека, нельзя ссылаться на недостаток времени.В результате этих обсуждений почти все в пратике сошлись в том, что надо отрубить заговорщикам головы; а после того как по решению Синьории и по ее приказу они были осуждены комиссией Восьми, на следующий день родственники обвиняемых подали апелляцию согласно закону 1494 года, примененному в деле Филиппо Корбицци, Джованни Беницци и других. Мнения относительно этого в Синьории разделились, вновь собрали пратику, и хотя на ней некоторые и советовали соблюсти закон об апелляции, почти все выступили против, уверяя, что задержка может вызвать народное возмущение, а когда существует опасность бунта, не следует считаться с апелляцией. Главную роль в принятии этого решения сыграл Франческо Валори, а кроме того Гульельмо де'Пацци, мессер Франческо Гвалтеротти, мессер Лука и Пьеро Корсини, Лоренцо Морелли, Пьерфранческо и Томмазо Тозинги, Бернардо Нази, Антонио Каниджани, Лука д'Антонио дельи Альбицци, Карло Строцци.