Сочини что-нибудь

– Ты в шестой класс не идешь, – сказала мисс Скотт, даже не делая попыток собрать разбросанные по полу сувениры. Сняла со спинки стула плащ и надела его. Застегнулась. Достала из ящика картотечного шкафа сумочку. – Я приложила все усилия, но трое моих учеников провалились, – сказала она, вынимая из сумочки связку ключей. – Я потеряла работу.

Оставив учиненный Петушком бардак на полу, она вышла в коридор, навсегда покинула их жизни.

Вместо того чтобы открыть для себя прелести шестого класса, Петушок, Кролик и Трубкозуб открыли для себя марихуану. Они здорово наловчились в тупизне, и второй год прошел куда легче. Они так и не запомнили имя нового учителя. Вернулись к родителям. Они упорно шли к цели.

Еще через год ребята открыли для себя болеутоляющие. Двенадцатилетними дылдами возвышались они среди одноклассников. Никто не считал их героями; никто не питал к ним даже капельки уважения, а когда на словарном диктанте Петушок написал «ровестник», Гну захихикал. На перемене Петушок, Кролик и Трубкозуб нашли на площадке Гну и по очереди избили его до крови и слез. Само собой, Гну никому не рассказал бы о драке, а если бы и рассказал… что с того? Трое друзей уже не боялись отстранения, и дабы укрепиться в достигнутой тупости, нашли укромный уголок и выкурили косяк. Попыхивая травкой, они смеялись и делились мечтами: кто что купит, когда станет богатым. Петушок растянулся на травке, и что-то кольнуло его в спину. Небольшая пластмассовая фигурка с короной на голове, вроде знакомая… Петушок так и не вспомнил, для чего она. Показал фигурку друзьям, но те лишь покачали головами. Кролик облизнул ее, попробовал на зуб и сделал вывод: сделана фигурка из черной пластмассы. Трубкозуб предложил поджечь ее и даже достал кухонную спичку. Корона занялась тлеющим синеватым пламенем; запахло палеными фекалиями и волосами. От странной фигурки потянулась струйка едкого дыма, которую друзья тут же поспешили вдохнуть.

Апорт! [40]

Хэнк переносит вес на заднюю ногу. Низко приседает, откидывается назад. Выдох, и загруженная нога выпрямляется – резко, будто выстреливает. Разворот в пояснице, и одно плечо выбрасывается вперед. Следом идет локоть. Локоть выкидывает кисть. Описав дугу, рука хлещет по воздуху, точно кнут. Работает каждый мускул; и в тот момент, когда Хэнк готов упасть лицом вниз, пальцы выпускают теннисный мяч. Ярко-желтый, он летит как пушечное ядро, исчезает в небе; взмывает по дуге к самому солнцу.

Хэнк подает как настоящий мужик. Лабрадор-ретривер Дженни кидается вперед черной молнией, мелькает меж надгробных камней, спешит назад и, виляя хвостом, бросает мячик мне под ноги.

Я же кидаю мяч только пальцами. Ну, может, еще и запястье включаю. Запястья у меня хилые. Никто не учил меня кидать мяч; он ударяется в первый ряд могильных камней, рикошетит от мавзолея, катится по траве и исчезает за эпитафией. Хэнк смотрит себе под ноги и, покачав головой, с кривой ухмылкой говорит:

– Отличный бросок.

Отхаркивает мокроту и сплевывает мне под босые ноги.

Собака Дженни – наполовину черный лабрадор, наполовину тупая шавка – смотрит на Дженни. Дженни смотрит на Хэнка, а Хэнк – на меня.

– Чего ждешь, пацан? – спрашивает он. – Пойди да принеси.

Хэнк кивает в сторону могильных камней. Он обращается ко мне так же, как Дженни – к своей шавке.

Дженни накручивает на пальцы прядку и смотрит на пустую парковку – там только машина Хэнка.

– Честное слово, мы подождем, – обещает Дженни. Солнце просвечивает ее юбку насквозь – под ней только трусики.

В переднем ряду даты на могильных камнях ограничиваются 1880-ми, значит, мячик приземлился где-то в районе 1930-х. Хэнк сумел добросить его аж до сраных пилигримов с борта сраной «Мэйфлауэр».

Делаю первый шаг и тут же чувствую под ногой что-то теплое, вязкое. Наступил в плевок Хэнка. Вытираю стопу о траву. Начинаю подниматься на холмик с могилами, где из земли торчат букетики искусственных роз, и слышу за спиной смех Дженни. Подергиваются на ветру миниатюрные звездно-полосатые флаги. Черный лабрадор забегает вперед, обнюхивает бурые пятачки жухлой травы и метит землю. За рядом могил 1870-х мячика нет, нет его и за рядом 1860-х. Кругом даты, имена мертвых. Кругом возлюбленные мужья, желанные жены, обожаемые отцы и матери. Имена протянулись насколько хватает глаз; армия покойников лежит у меня под ногами, и собака Дженни мочится прямо на них.

Еще шаг, и земля взрывается: из-под стриженой травы мне на рубашку и джинсы бьет фонтан. Прямо мина-ловушка с начинкой из ледяного холода… Это заработала форсунка оросителя; я мокрый с головы до пят. За спиной слышу смех: Хэнк и Дженни хохочут так сильно, что падают друг на друга. Одежда липнет к телу Дженни, видны очертания титек и кустика между ног. Дженни и Хэнк падают на траву, не размыкая объятий. Стоит их губам встретиться, как смех обрывается.

Мертвые поссали на нас. Я ощутил холодное прикосновение смерти.