Сочинитель

Это было в июне… Сергей рассказывал, в основном, о том, как попал в «империю» Антибиотика, как это все получилось… Челищев пытался размотать убийство своих родителей, на этой почве у него возник конфликт с руководством горпрокуратуры… Серега психанул и ушел в адвокаты, а потом случайно в «Крестах» столкнулся с содержавшимся там Званцевым — старым другом и однокурсником, которого Челищев считал погибшим в Афгане… Званцев успел шепнуть Сереге телефон, через который тот вышел на жену Олега Катерину. Она Челищева и «подтянула» к Антибиотику… Екатерина Званцева… Стоп, стоп… Что-то о ней интересное Обнорский слышал… От кого? Ах, да — покойный Женька Кондрашов рассказывал, что она фактически замещала «закрытого» мужа… Кондрашов ее еще называл «красивой и умной бабой» и говорил, что она бы понравилась Андрею… Но Обнорский ее не видел никогда… Так… Потом Челищев рассказывал как-то мутно, что слил эту Катю-Катерину в тюрьму — считал, что она и Олег знали правду об убийстве его отца и матери. Званцеву арестовали… Кажется, Степа Марков ее брал… Потом ее выпустили на подписку — она была беременна… А потом они все вместе собирались «рвать когти» за кордон — Званцева с мужем и Челищев… Сергея и Олега убили на маленьком хуторке под Лугой, Званцева пропала без вести… Так-так, так-так… Так-то так, да что-то тут не так… Андрей вдруг резко сел на диване и закурил сигарету, ловя забрезжившую догадку.

«Интересное кино получается! Какой же я мудак, Господи… Серега же говорил тогда, что уходит в бега с женой, с Катей… Я тогда внимание на это не очень обратил — Катя и Катя, Катерин на свете много… Причем, Челищев упомянул не просто „жену“ — он сказал, что она беременна… Времени-то потолковать подробно не было… Елки-зеленые, так это получается — Серега у Званцева супругу увел, да еще киндера ей заделал… Ну да! Все сходится — он еще рассказывал, что у них разборка с Олегом была… Стало быть, Званцева бежала не с мужем, а с Серегой… А потом Челищева и Званцева убили…».

Обнорский встал с дивана и прошелся по кабинету, почесывая щетину на подбородке. Когда он обсуждал с Никитой Кудасовым «досье Челищева», естественно, разговор касался и судьбы Олега и Сергея… Андрей тогда даже поспорил с начальником 15-го отдела: Обнорский говорил, что Челищев и Званцев — нормальные люди, попавшие в тиски смутного времени, а Никита считал обоих Адвокатов натуральными бандитами. Как он говорил: «Натворили дел, сами себя в угол загнали, да еще и бабу свою погубили…».

Да, Кудасов считал, что Екатерина Званцева тоже погибла тогда, в ходе разборки под Лугой, просто труп ее не нашли… А если эта Катя-Катерина выжила? Если ей все-таки удалось уйти за кордон? Сомнительно, конечно — беременная баба, одна… Но ведь не случайно же Кондрашов называл ее умной? И труп не нашли…

«Так, — сказал сам себе Обнорский. — Минуточку… А чего я, собственно, уперся в Катю Званцеву? А уперся я в нее потому, что она была женой Олега, а потом Сереги… Исчезла летом в неизвестном направлении, а осенью в Питере выныривает некая Рахиль Даллет, мало похожая на еврейку брюнетка… И в медальоне у нее — оба Адвоката, а в глазах у гражданки Израиля — скорбь и тоска… Что, если никакая она не Рахиль, и уж тем более — не Даллет? Что, если эта мадам и есть та самая Катя Званцева?»

Андрей бродил по кабинету, не замечая, какие странные взгляды бросает на него Мишка Петров (впрочем, заместитель Обнорского уже привык к некоторым странностям, проявлявшимся время от времени в поведении шефа…)

Серегин натолкнулся бедром на угол стола (кабинетик-то был тесным) и сморщился, растирая ушиб. Вид у Андрея тем не менее остался отсутствующим — губы скривились, выплевывая ругательство, а глаза смотрели куда-то сквозь стенку. Обнорский продолжал разговаривать с самим собой: «Катя Званцева, пожалуй, вполне могла бы носить медальон с портретами своих покойных мужиков… Но что ей делать в „Европе“, в отеле, где, как у себя дома Антибиотик шастает? Если она от него бежала? Непонятно… И откуда у нее израильский паспорт? Ладно, положим, ксива — проблема чисто техническая, слепить любую можно, были бы бабки… Другое не срастается — она же, как Челищев говорил, беременная была…Месяце на четвертом, кажется — это в июне… Стало быть срок рожать выходил осенью — в октябре примерно. А эта Даллет вовсю на „ходилке“ прыгает — в начале ноября… Непонятно… Да и — разве может женщина бросить своего младенца? Его же кормить надо грудью несколько месяцев, и вообще… Не срастается. Блин, если бы у меня фотография этой Кати-Катерины была… Может, Никите позвонить? У него-то карточка должна иметься, Званцеву же его отдел „закрывал“… Позвонить-то, конечно, можно, но Никита сразу насторожится, начнет спрашивать, что, да как, да почему… А если с ним начистоту потолковать? Тогда эту мадам Даллет в два счета проверить можно будет…».