Дрожащей рукой Джо водил кистью по холсту. Все больше и больше красной краски появлялось на палитре, пока он представлял, как вскрывает тощую модель и дегустирует ее внутренности. Это был лишь еще один признак того, что он начинает терять над собой контроль.
Ранее в тот же день ему звонил отец, чтобы напомнить, сколько платит за его обучение. И попросил не шляться по ночным вечеринкам и не получать дерьмовые оценки, как в первый год учебы в колледже.
«Если хочешь чего-то добиться, не таскайся по ночам за распутными студентками. Еще успеешь натрахаться, когда получишь образование Колледж - это не только пивные кальяны и вечеринки в мантиях, мальчик. Не облажайся! У меня едва хватает денег на твою учебу. Если б не ты, я был бы уже на пенсии - только из-за тебя я продолжаю работать. А тебе лишь бы пьянствовать и трахаться. Тупой похотливый сопляк. Лучше б тебе попридержать пока с этим, мальчик! Не скатись снова на "двойки". Слышишь меня?»
Джо слушал вполуха. Его обучение оплачивалось за счет кредитов и государственных субсидий. Отец всего лишь посылал ему деньги на карманные расходы. Те восемьдесят долларов в неделю он мог вполне заработать и сам. Даже в "Макдональдсе" платили больше. Однако что-то в разговорах с отцом всегда усиливало аппетит его зверя.
Отец всегда злил его, и ярость лишь пробуждала похоть.
Руки Джо лихорадочно метались над холстом. Его палитра была почти полностью покрыта красной, белой, коричневой и розовой краской. Кровь, кость и плоть. Он рисовал модель изнутри. Он тяжело дышал и смотрел на нее так пристально, что ее затрясло, когда она встретилась с ним глазами. Джо ощущал на себе чужие взгляды, чувствовал их спиной. Слышал ахи, вызванные кровавым месивом на его холсте. Но он не прекращал рисовать. Он полосовал холст кистью. а его штаны топорщились от эрекции.
В конце концов модель схватила одежду и выбежала из комнаты, нарушив транс, в котором Джо находился. В помещении царила полная тишина. Джо по-прежнему слышал вырывающееся из него тяжелое, учащенное дыхание, как паровой двигатель на полном ходу. Он с трудом пытался взять себя в руки, ощущая на себе взгляды однокурсников и профессорши. Она первой нарушила молчание.
- Ох... Джозеф? Довольно интенсивное было занятие. Не возражаешь, если мы взглянем на твой холст? - Профессорша тоже была анорексичкой, с костлявой, практически лишенной мяса фигурой. Кожа свободно болталась на скелете, словно кто-то уже высосал из нее все мышцы и жир. Лицевые кости заметно выпирали, а глаза были глубоко запавшими. Похожая на гнездо, копна седых волос спускалась спутанными прядями на плечи, руки были постоянно выпачканы краской. Она всегда напоминала Джо ходячий и говорящий скелет.
Джо промолчал. Она подняла рисунок со стоящего перед ним мольберта и какое-то время стойко разглядывала. Остальной класс сгрудился вокруг, и смотрел из-за его плеча на шедевр. Холст сочился красным. Отовсюду слышались ахи.
- Это какая-то очень личная работа, Джозеф. Что вдохновило тебя на ее создание?
Голос женщины дрожал. Как только закончится урок, она будет звонить его психологу. И до конца недели его отправят на психиатрическую койку. А как только узнают, что еще творится у него в голов, сразу же оденут в смирительную рубашку и бросят в комнату с мягкой обивкой. Ему нужно было как-то убедить их, что он не сумасшедший, но он не мог сосредоточиться. От близости сокурсников рот у него наполнился слюной. Воздух стал густым и влажным, пахнущим теплой, молодой плотью. Он переводил взгляд с одной ученицы на другую. Только смотрел он не на лица, а на груди, втиснутые в узкие футболочки и блузки, с выпирающими сосками. На обнаженные бедра, торчащие из шортов и юбок, на голые руки и шеи. Даже бритые лодыжки, выглядывающие из укороченных брюк, возбуждали его. Джо захотелось закричать.
Что еще хуже - бросится в атаку.
- Я не знаю. П-простите меня.
- Нет, не извиняйся. Это удивительный рисунок. Художник должен обладать страстью. Сырая, кровоточащая страсть - вот, что делает художника. И если она присутствует внутри тебя, это просто отлично. Это напоминает мне Фрэнсиса Бэкона.
Учительница рисования улыбнулась ему, смеясь над его явной неловкостью. Он старался не обижаться на ее восхищение его смущением. Хотя почувствовал снисходительное, и даже издевательское отношение к себе.
Джо снова посмотрел на холст. Он мало напоминал работы Фрэнсиса Бэкона. Потом снова посмотрел на натянутую улыбку учительницы и понял, что это не более чем попытка подбодрить его. Она не высмеивала его. Не скалила зубы.
- Спасибо, - робко прошептал он.
- Это действительно очень сильный рисунок.
Несмотря на похвалу, Джо по-прежнему слышал нервозность в ее голосе и чувствовал исходящий от нее страх. Его ноздри наполнились запахом ее возбуждения. К счастью она совершенно не привлекала его сексуально.