Сочувствующий

КОМИССАР. Теперь вы удовлетворены?

КОМЕНДАНТ. Что ж, он признал, что ничего не сделал. Но как насчет товарища бру и Часовщика?

КОМИССАР. Он никак не мог спасти товарища бру и Часовщика. А что касается нашего агента, то она выжила.

КОМЕНДАНТ. Когда мы ее освободили, она даже ходить не могла.

КОМИССАР. Они сломили ее тело, но не сломили дух.

ВРАЧ. А что произошло с теми полицейскими?

КОМИССАР. Я их нашел.

КОМЕНДАНТ. Они расплатились за все. Разве не должен расплатиться и он?

КОМИССАР. Согласен, но ему следует отдать должное и за те жизни, что он отнял.

КОМЕНДАНТ. Сонни и майора? Жизнь этих ничтожеств не стоит даже ран нашего агента.

КОМИССАР. А жизнь его отца? Она их стоит?

Моего отца? О чем это он? Даже Сонни с упитанным майором, устрашенные суровой оценкой их жизни и смерти, постарались унять волнение и прислушались.

КОМЕНДАНТ. Что он сделал со своим отцом?

КОМИССАР. Спросите его сами.

КОМЕНДАНТ. Эй вы! Посмотрите на меня! Что вы сделали со своим отцом?

Я. Ничего!

комендант, комиссар, врач (вместе). Признайтесь!

И, глядя вниз на плачущий желток своего тела, я не знал, то ли смеяться, то ли плакать от жалости. Неужели я забыл, что писал Ману о своем отце? Как я хочу, чтобы он умер!

Я. Но это было не всерьез!

КОМИССАР. Будьте честны с самим собой.

Я. Я не хотел, чтобы вы это сделали!

КОМИССАР. Не смешите меня! Разве вы не знали, кому пишете?

Я писал члену могущественного революционного Комитета, который уже тогда знал, что может когда-нибудь стать комиссаром, я писал политработнику, который уже осваивал искусство ваяния из материала человеческих тел и душ, я писал другу, готовому выполнить любую мою просьбу, я писал писателю, понимающему силу фразы и вес слова, я писал брату, который знал, чего я хочу, лучше, чем я сам.

КОМЕНДАНТ, КОМИССАР, ВРАЧ (вместе). Так что же вы сделали?

Я. Я хотел, чтобы он умер!

Комендант потер подбородок и вопросительно взглянул на врача. Тот пожал плечами. Врач лишь вскрывает тело и разум человека; он не в ответе за то, что может оказаться внутри.

врач. Как умер его отец?

КОМИССАР. Получил пулю в голову от товарища, который ему исповедовался.

КОМЕНДАНТ. Боюсь, не придумали ли вы это, чтобы ему помочь.

КОМИССАР. Спросите моего агента. Это она организовала убийство его отца.

Комендант снова обратил взгляд на меня. Если меня карают за то, что я ничего не делал, разве не заслуживаю я снисхождения за то, что чего-то хотел – в данном случае смерти отца? Кто был мой отец с точки зрения атеиста-коменданта? Алчный колонизатор, наркодилер, снабжающий наш народ опиумом, полпред Бога, которому принесли в жертву не один миллион темнокожих людей якобы ради их собственного спасения – людей, чей тернистый путь на небеса был освещен горящим крестом. Его смерть стала исполнением справедливого приговора, а это полностью совпадало с тем, что я хотел выразить в своем признании.

КОМЕНДАНТ. Я над этим подумаю.

Затем комендант повернулся и покинул комнату; врач послушно направился за ним по пятам, предоставив Сонни с упитанным майором смотреть, как комиссар, морщась, медленно опускается на стул.

КОМИССАР. Ну мы и парочка!

Я. Выключи свет. Я ничего не вижу.

КОМИССАР. Что дороже свободы и независимости?

Я. Счастье?

КОМИССАР. Что дороже свободы и независимости?

Я. Любовь?

КОМИССАР. Что дороже свободы и независимости?

Я. Я не знаю!

КОМИССАР. Что дороже свободы и независимости?

Я. Я хочу умереть!