Соддит

Затем случилось кое-что — событие настолько грандиозного значения, что оно навсегда изменило его жизнь (как, впрочем, и жизни всех других обитателей Верхнего Средиземья). Позже ничего подобного уже ни с кем не приключалось. То был самый важный миг в жизни Бинго, хотя он этого еще не понимал. Возможно, его неведение объяснялось тем, что о значении такого события нигде не говорилось — тем более, в данной книге (до сих пор, естественно), но я бы не хотел, чтобы вы пропустили этот ключевой момент. Он очень важен. Понимаете? Пока я не могу сказать вам, чем он важен — время откровений еще не пришло. Фактически, его глобальный смысл может остаться неочевидным до самого конца книги. Но, прошу вас, поверьте мне на слово.

Это радикально важное событие можно описать одной фразой: Бинго наткнулся на Штучку[21]. То был маленький предмет, лежавший на земле в затерянном проходе лабиринта. Не придав ему особого значения, соддит сунул вещь в карман и снова пополз через непроглядную темень (хотя, как я уже упоминал, он просто не осознавал огромную ценность находки[22]).

Чуть позже он услышал голос, который вяло произнес:

— Привет.

Осмотревшись по сторонам, Бинго понял, что приполз в пещеру, тускло освещенную фосфоресцирующим лишайником, который рос на каменном своде. Соддит поднялся на ноги. В конце пещеры находился водоем, а в центре водоема располагался остров, на котором жил индивид, называемый Соллумом. Соллум был печальным и одиноким существом. Он давно растерял ту стадную игривость, по воле которой люди симпатизируют своим сородичам. Более того, он потерял способность проявлять притворный интерес к глупостям и повторам человеческого поведения. Его интересовали философия, метафизика, онтология и психология (особенно шизофренические состояния). Он месяцами уединялся от социума, пока в конце концов не ушел в глубокие недра горы, чтобы жить в пещере у холодного пруда, питаться сырой рыбой и забредавшими путниками — то есть вести существование, схожее с жизнью наших академиков и университетских преподавателей. Заметив, что кто-то забрел в его удаленный проход, Соллум побрел по мелководью навстречу посетителю.

— Привет, — ответил Бинго.

Соллум печально вздохнул. Вздох начался как шипение и закончился рефлекторным сжатием мягкого нёба, которое оборвало звук гортанным влажным причмокиванием. Не знаю, поверители вы, но из-за этих вздохов он и заслужил свое прозвище — настолько они были приметными в его заурядной внешности[23].

Бинго осмотрел поверхность водоема и каменные стены пещеры. Затем он перевел взгляд на Соллума — на его шишковатую лысую голову, большие задумчивые глаза и меланхолическую дугу поджатых губ.

— Как поживаете? — вспомнив о хороших манерах, спросил соддит. — Прошу прощения, но я, кажется, сбился с пути.

— Действительно, — ответил Соллум, окрасив слово в трагические полутона.

— Я Бинго Граббинс, чтоб вы знали. Соддит.

— Угу, — траурным голосом отозвался Соллум.

Про себя он подумал, что приходится дальней родней наивным малоросликам. У него даже имелись двоюродные братья и сестры, состоявшие в браке с соддитами. Воспоминания о них лишь усилили его депрессию. Ситуация принимала нежелательный оборот. Он семь лет изучал солипсическую философию, довольствуясь компанией приблудных гоблиндюков, которые затем превращались в жаркое на его обеденном столе. Ничто так не способствовало познанию истинного солипсизма, как абсолютное уединение. И вот теперь ему вдруг помешали.

— Как вас зовут? — спросил Бинго.

— Соллум.

— Чудесное имя. Скажите, вы поможете мне выбраться отсюда?

Соллум печально вздохнул.

— Вам требуется помощь? — спросил он после некоторой паузы.

— Да. Я сбился с пути. И еще ударился головой о камни.

— Значит, она уже отбитая, — тихо прошептал Соллум.

Затем, будто читая стихи, он чуть слышно добавил:

— Эта аппетитная голова, отваренная в добром вине, отборным лакомством послужит мне.

Он снова вздохнул.

Бинго не придал его словам особого значения, но почувствовал неприятное и более чем легкое беспокойство.

— Так вы поможете мне или нет? — спросил он нервозным голосом.

— Давайте, выразим вопрос иначе, — с явной неохотой ответил Соллум. — Существует ли в космосе просьбы о помощи, высказанные безусловно — так сказать, в свободном волеизъявлении? Или все существа ограничены доктриной обязательных и предначертанных причин и следствий?

— Вполне возможно, — подумав, сказал Бинго.

— С другой стороны, если вы заявите директивное право — то есть победите меня в том или ином контексте — то тогда мое согласие будет получено с помощью силы, и мне придется подчиниться...

Он замолчал. Бинго ждал более конкретных условий.

— Загадки вас устроят? — предложил ему Соллум.

— Да, — ответил соддит.

— Очень хорошо. Тогда мы будем задавать друг другу загадки.

Лицо Соллума казалось неподвижной маской печали и надменности. Он как будто осматривал с огромной высоты смехотворно маленькую жизнь Бинго и находил в ней только повод для разочарования.

— Отлично, — согласился соддит. — Вы спрашиваете первым.

— Ладно. Я начинаю.