Зачем я, что я такое говорю! Я обернулась. Музыка играла так громко, что я запоздало понадеялась, что Архипов не услышал меня. Но он услышал. И он смутился, покраснел и долго не сводил с меня глаз. Потом полез во внутренний карман своей куртки и достал коробочку.
– Я не знал, что тебе подарить… – пробормотал он, доставая кулон на цепочке.
Простой и недорогой, по моим, конечно, меркам, он протянул его мне, и руки у него дрожали. Со средним изумрудом в центре и несколькими мелкими по краям, он был очень даже милым и стоил, наверное, целое состояние, если учитывать, какая у Архипова зарплата.
– Ты что, свихнулся?! Ты что творишь, зачем? Это же очень дорого! – возмутилась я, но он мягко забрал кулон из моих рук и расстегнул замочек.
– Не капризничай и повернись ко мне. Это самое маленькое, что я могу сделать. Я хочу, чтобы у тебя было что-то на память. Так, все. Хочешь посмотреть?
– Шутишь? Конечно! Но я-то приготовила тебе в подарок бритвенный набор и духи! И что мне теперь делать? – усмехнулась я, склонившись к боковому зеркалу чьей-то припаркованной машины. Я решила, чего бы мне это ни стоило, этот кулон я теперь буду носить постоянно.
– Ничего мне не надо. Просто будь со мной, ладно? – попросил Архипов.
Я поцеловала его, чувствуя, как слезы наворачиваются у меня на глаза. На следующий день мы улетали обратно, в реальную жизнь.
Глава 15, в которой я снова нуждаюсь в Марининой помощи
Когда чего-то очень ждешь, мечтаешь о чем-то, то время летит быстро-быстро. Зато когда ждать нечего, время тянется невероятно медленно. Минуты буквально спотыкаются одна о другую, они сцепляются секундами и норовят повиснуть в воздухе, остановив течение жизни и превратив все вокруг в нескончаемую паузу. Бессмысленность моего бытия умножалась на его отвратительную неторопливость, отчего мне приходилось испытывать приступы мучительного отчаяния и глухой ненависти к себе. Такого со мной еще никогда не случалось. Я бродила по собственной квартире и не узнавала ее. Даже зима за окном не волновала меня, мне не хотелось никуда уезжать, и мне не было холодно и неуютно. Что может значить холодный ветер, если внутри пустота? Я жила потихоньку, на автопилоте. Читала книги, которые попадались мне в руки, но не углублялась в них. Я смотрела сериалы по телевизору, и их чудовищная банальность мне даже нравилась. Такая плоская жизнь, выложенная в виде бесконечных диалогов, забивала мозг, как спам. Я переставала думать и могла просидеть несколько часов на одном месте, не испытывая неприятных эмоций. Никаких эмоций.
Я листала журналы годичной давности, могла просто смотреть на серое небо и не шевелиться. Я даже потратила несколько часов на перелистывание справочника огнестрельного оружия, который каким-то образом оказался у меня дома. Не иначе как Свинтус притащил. Из прочитанного я не запомнила ничего, за исключением только одной фразы о том, что пистолет – это индивидуальное стрелковое оружие для поражения живых целей.
– А ты знаешь, Дашка, что мы все – живые цели? – спросила я, вынырнув из пучины страниц с фотографиями и чертежами.
– Я знаю только, что, если так будет продолжаться, – ты свихнешься.
– А что не так? – искренне удивилась я.
Мне казалось, что снаружи ничего особенного не должно быть заметно. Подумаешь, я не хочу жить. На мне же это не написано! Я встаю по утрам, а вечером иду и ложусь спать. Меньше скандалю, и Свинтусу со мной даже стало проще управляться. Денег почти не тяну из него. Потому что деньги вдруг перестали являться ответом на все вопросы.
– Ты давно себя в зеркало видела? – спросила меня Дашка, с трудом обойдя выставленный перед креслом пуфик.
Она становилась неуклюжей. Скоро даже самая простая работа по дому могла оказаться для нее опасной. Уже и сейчас я старалась все, что можно, делать сама, пока Свинтуса нет. То, что наша с ним «служанка» беременна, оказалось для него более чем неприятным сюрпризом, он уже как-то свыкся с мыслью, что в нашем доме будет жить смешливая девушка, но представить себе, что в нашем любовном гнездышке будет раздаваться громкий детский плач и мы будем бегать вокруг чужого ребенка, не спать ночами… Он решительно не понимал, что происходит и почему я совершенно не готова уволить родственницу. Но когда он заговорил об этом, я взяла и расплакалась ни с того ни с сего.
– Ты что, ты что? Люля, сдурела? Не реви! У тебя что, критические дни? – возмущался он, убеждаясь в том, что успокоить меня не получается ни криками, ни уговорами. Даже бокал любимого вина на меня не подействовал.
– У меня критические месяцы! – всхлипнула я, а потом заперлась в ванной и сидела там до самого вечера.