Содержательное единство 1994-2000

Но это говорит часть человеческой личности. А другая часть, к которой больше доверия, шепчет: "Брось, не морочь себя, без игры не бывает!" Поэтому желание жить без игры – это… Как бы точнее определить… Нечто условное. Кроме того – от желания до возможности "дистанция огромного размера". Игра не прощает выхода. Это понимают все крупные игроки, в первую очередь те, кто так рискованно играл на чеченском поле.

Итак, мы зафиксировали наличие множества точных ходов в игре Куликова. Точных – по политическому итогу (конечно же, "весьма промежуточному"). Однако уже сейчас назвать точность всех этих ходов случайной не может даже самый остервенелый враг Куликова. И подчеркнем, что список рискованных ходов нами приведен в очень сокращенном виде.

Что это означает? Что у Куликова есть умение играть, есть даже мастерство игры, а значит – и система "игровых автоматизмов", почти рефлекторного ощущения игровых рамок. И есть так называемый "игровой сторож" – показатель высокого игрового класса.

За описанием существа подобных феноменов обратимся к авторитетам из художественной литературы. Ибо искать такое в выхолощенной аналитике, претендующей на научность, просто бессмысленно.

Итак, вначале об "игровом стороже". Это прекрасно описано у того же Булгакова. В романе, видимо, наиболее известном и поучительном:

"Что там еще, – спросил Пилат и нахмурился. Прочитав поданное, он еще больше изменился в лице… И померещилось ему, что голова арестанта уплыла прочь, а вместо нее появилась другая. И что исчезли розовые колонны балкона и кровли Ершалаима, вдали и внизу за садом, и все утонуло в густейшей зелени Капрейских садов. И очень явственно послышался носовой голос, надменно тянувший слова: "Закон об оскорблении величества"… Мысли пронеслись короткие, бессвязные и необыкновенные. И какая-то совсем нелепая среди них, о каком-то долженствующем непременно быть – и с кем?! – бессмертии, причем бессмертие почему-то вызывало нестерпимую тоску".

Это – точное описание Игрового Сторожа. А теперь – о самой игре. И здесь (в силу неклассичности исследуемой постмодернистской Игры) вместо классического еще в какой-то мере Булгакова пригодятся совсем неклассические Стругацкие, их "Град обреченный":

"Гениальный стратег был доволен. Он ловко и неожиданно убрал мешающего ему слона да еще получил пешку в придачу. Великий стратег был более чем стратегом. Стратегия была лишь ничтожным элементом его игры. Великий стратег стал великим, потому что понял (а может, знал от рождения): выигрывает вовсе не тот, кто умеет играть по всем правилам; выигрывает тот, кто умеет отказаться в нужный момент от всех правил, навязать игре свои правила, неизвестные противнику, а когда понадобится, отказаться и от них. Кто сказал, что свои фигуры менее опасны, чем фигуры противника? Вздор, свои фигуры гораздо более опасны, чем фигуры противника".

Представляется, что этих двух отрывков достаточно для иллюстрации "совсем не простоты", то есть игровой обусловленности Куликова. Сила Куликова и его ограниченность в том, что даже в своей спонтанной, экзистенциальной реакции он автоматически оказался в рамках Игры и ее правил, задаваемых единственным Стратегом. Вернемся вновь к Стругацким: "Он сделал рискованный ход, на грани фола. Но именно на грани!.."

Перейди Куликов эту грань и начни играть в политику вместо того, чтобы "затачивать" проблему спецоперации "в рамках опыта цивилизованных стран", – и не было бы никакого Куликова. А был бы либо послушно уходящий нео-Грачев, либо… тот или иной вариант высокопоставленного силовика, который в момент выдворения с игрового поля запоздало говорит "честь имею". То есть в лучшем случае – псевдополитическая фигура… На уровне Рохлина или чуть крупнее. Но, конечно же, гораздо мельче, чем Лебедь.

Но потому-то Куликов значим, что сделал он то, что сделал, то есть даже в "момент истины", спонтанно отреагировав, самоограничился, причем на уровне внутренних рамок и игровых сторожей. И вот теперь давайте посмотрим, что же получилось из сделанного.

Первое. Куликов остался в рамках Игры. Будет его демарш иметь для него последствия или нет – вопрос отдельный и без окончательного ответа.

Второе. Куликов, не "ополитичившись" глупым и наивным образом, создал Событие. И позволил его политически обыграть.

Третье. Обыграл это событие Лужков, поддержав Куликова. Это – уже дело Лужкова; Куликов не вышел из правил. Но что образовалось?

Четвертое. Образовалась, по крайней мере в потенции, некая некоммунистическая и, упрощенно говоря, националистически капиталистическая, государственническая сила. И – остальное, что поделилось на "либерально-визжащее" и "советско-мычащее".