Почему бы, например, не атаковать с помощью неораблезианских формул такую смысловую вертикаль, как КПСС? Тут ведь что церковь, что КПСС – какая разница? Что деструкция средневекового смыслового универсума (прямая цель Рабле), что деструкция других смысловых универсумов (цель неораблезианцев)… Со структурно-функциональной точки зрения, которой блестяще владели все филологические западные школы, из которых черпал свои прозрения Бахтин, – это неважно. Принципы деструкции не зависят от смыслового наполнения.
Если же от структурно-системных абстракций переходить к социальной конкретике, то неораблезианство позволяло построить реальный мост между фрондирующей интеллигенцией и другими антисистемными группами – фарцовщиками, мясниками, парикмахерами, теневиками… Криминалом, в конце концов.
На самом деле, тут существовало почти непреодолимое препятствие. Интеллигенция строила свою фрондерскую линию на различных разновидностях духовного аскетизма. Ее социальные нормы определяли "Не хлебом единым" Дудинцева и "Иду на грозу" Гранина. Или "В поисках радости" Розова, где мещанской жене старшего брата и омещанившемуся старшему брату противостоят младший брат и младшая сестра. Младший брат рубит наследственной шашкой мещанскую мебель, которую жена старшего брата приволакивает в дом. А на ее слова: "Да, у нас есть трудности, нам многое надо купить. Но когда мы купим все…" – младшая сестра отвечает: "Все ты никогда не купишь, потому что ты прорва".
Враг этой интеллигенции – жирный чиновник в сталинском френче. Враг этой интеллигенции – мещанин-потребитель. На такой "платформе" строить союз с теневиками и фарцовщиками, согласитесь, трудно. Основу надо было изменить. Нужно было принципиальным образом реабилитировать в сознании интеллигенции "низ". Накопительство, обжорство, пороки, гедонизм. А реабилитировав, спросить: "Ребята, а где по этим параметрам слаще – у нас или в США?"
И уже на этой основе начать выводить народ на улицы. Во главе этих толп должны были, взявшись за руки, идти интеллигенты и бандиты, духовные протестанты и жирные хорьки, жаждавшие беспредельного обогащения. Кто в итоге должен был победить, было тоже понятно.
Но главное – нужно было завалить конкурента – КПСС. Завалить эту вертикальную смысловую структуру. И на ее место нужно было привести структуру совершенно другого типа. Гораздо более гибкую, матричную, близкую к сетевой. Догадываетесь, какую? Правильно, КГБ. Точнее, некое ядро этой размытой бюрократизированной системы, способное к альтернативному властному целеполаганию.
В этой интерпретационной схеме поведение Андропова представляется более чем логичным. Бахтин ругал сионизм, учил антисемитизму Кожинова и других? Да плевать на это! Главное, что в его руках находятся некие принципиально важные технологии. Главное, что его талант (а Бахтин – безусловно, талантливый человек) можно было запустить в дело несопоставимо более масштабное, чем какая-то филология.
А вот теперь вернемся к сентенциям Байгушева.
В своей книге Байгушев описывает Андропова как отвратительную сионистскую личность, чуть ли не главного врага "русского ордена", в котором Байгушев если не гроссмейстер, то один из членов синклита.
Правда, ненависть Байгушева к Андропову имеет встроенный ограничитель. Как только Андропов становится фигурой #1, эта ненависть, по свидетельству самого Байгушева, улетучивается. И "русский орден" начинает встраиваться в андроповскую власть. Описанный Байгушевым "русский орден" только и может, что встраиваться в любую власть. И это следует из всех описаний Байгушева. Но главное – этому "русскому ордену" отнюдь не претит любой союз с ужасными "злыми силами", если этот союз нацелен на борьбу с действующей коммунистической идеологией. Той идеологией, которую "русский орден" ненавидит гораздо больше, нежели своих метафизических, по словам Байгушева, этноконфессиональных врагов.
Любой, кому надо грохнуть СССР и правящую коммунистическую идеологию, будет абсолютно холодно и индифферентно реагировать на любые сентенции этого "ордена". Будет в нем видеть средство разрушения идеологии. А поскольку на идеологию подвязана политическая система и государственность, – то и страны.
Байгушев делает вид, что он этого не понимает. Но это рвется наружу из каждой его строки. Из каждой его зарисовки – как адекватной, так и искаженной. Как лживой, так и аутентичной.
Итак, Бахтин – антисемит, ввезенный в Москву сионистом Андроповым. Лишь одна из экзотических аналитических конструкций, вытекающих из соединения реальных фактов с "фигурами речи" господина Байгушева. Но я обязан следовать за логикой Байгушева, как ранее за логикой Соловья. И я это делаю по долгу профессии.
Байгушев пишет: "У каждого из нас был свой Бахтин, снявший пелену с глаз". Бахтиным господина Байгушева была госпожа Родзянко.
Байгушев пишет: "…Вот мы с аристократической дамой из высокопоставленной русской эмиграции (моим вразумителем Бахтиным!) обо всем этом в сердцах часами как раз и стали шептаться.