Содержательное единство 2007-2011

Ну, ладно, грубая сила. Ну, ладно, издержки ее применения. Стоп. А издержки-то в чем? В том, что смутьянов по голове дубинками бьют? Нет, господа и товарищи! Нет, вчерашние и новые брежневисты! Основные издержки не в этом. А в том, что как только грубая сила подменяет собой все остальное, она как бы дает множественную индульгенцию. Индульгенцию на неубедительность власти, индульгенцию на неадекватный идеологический миф, индульгенцию на вытеснение из процесса людей, способных решать проблемы. Индульгенцию на безэнергийность, возведенную в принцип. Применительно к нашей теме, индульгенцию на эту самую немоту.

Таким образом, грубая сила становится последним (и очень комфортным) прибежищем дурака, последним прибежищем холуя, последним прибежищем системной импотенции во всем, что касается стратегии. Ведь если есть эта грубая сила, и она спасает, то зачем все остальное? Зачем эффективный политик? Зачем эффективный идеолог? Зачем эффективный общественный деятель или какой-то эффективный элитный клуб? Зачем все это? Зачем концепции, модели, эффективные технологии? Сиди себе спокойно, как-то что-то курлычь на какой-то "фенечке", окружай себя удобными интеллектуальными и политическими импотентами, которые так же курлычут, а коли кто-то начнет мешать, стукни по голове – и все будет в порядке.

А будет ли все в порядке? Если стукнешь, то будет. Но вот оказывается, что рядом есть еще какие-то "внешние" центры сил. А у твоего опорного класса по отношению к этим центрам сил есть обязательства и интересы. И вообще – с этим надо считаться. И надо подписывать какие-то Хельсинские соглашения. А потом что-то разрешать. Хоть что-то.

И грубая сила начинает работать избирательно. Возникает зона, где она работать не может. В эту зону собирается энергия. Зона превращает энергию в сплошную деструкцию. Власть, конечно же, работает со всем этим полицейскими методами. Но вскоре оказывается, что спецметоды иностранцы применяют более эффективно. А наши спецслужбисты, призванные "работать" против данной "аномальной" зоны, начинают к ней пристраиваться. Потому что это уже не зона, где какие-то там вонючие диссиденты, которых хоть так, хоть эдак можно употребить. Нет, это зона, где мировая сила пасется. И насчет которой предупреждают: не переусердствуйте.

"Так мы и не переусердствуем! Мы лучше недоусердствуем! Потому что не дети! И научились держать нос по ветру".

Так начиналась прежняя история. И я вижу черты этой прежней истории в истории нынешней.

Приезжает Ангела Меркель. Она хочет увидеть "марш несогласных" в Самаре. И ей надо показать марш. Как только это надо сделать, – суверенитет проблематичен. Потому что грубая сила избирательно работать не умеет.

Можно, конечно, привести на "марш несогласных" одних работников наших "органов". Но это сначала будет так. А потом по-другому. Потому что западникам "марш несогласных" нужен не для гламура, а для решения реальных задач. Они, конечно, скажут, что он нужен для гламура. Мол, власть должна показать, что есть свое общественное мнение, свои правозащитники! Выборы скоро… Надо показать хорошую картинку…

Они даже не до конца солгут. Но полуправда хуже лжи. В эти витринные зоны протестной дозволенности – рано или поздно будут введены настоящие операторы. И они добьются настоящих результатов. Если противостоять им будет "многословная немота".

Между тем, эта "многословная немота" разрастается. Она охватывает не только сферу управления макросоциальной энергией. Она охватывает и ту интеллектуальную сферу, процессы в которой косвенно определяют все, что касается работы с этой самой энергией.

Что такое государство? Это аппарат насилия одного класса над другим (марксистская формула)? Или это, все-таки, явление более тонкое и сложное? Государство – это форма, в которой народ сохраняет и развивает свое историческое бытие. В конечном счете, исполняет свое предназначение. Так значит, народ – не "суверен для отмазки", а нечто большее?

Но тогда его (даже иронически, даже с благими целями острастки олигархов) нельзя называть "бедным родственником". Нельзя говорить о государстве как о государстве "городских буржуа". А остальные что, "отдыхают"? И понадобятся в час жертвы? Если они понадобятся только в час жертвы, то жертвы не будет. А значит, не будет и государства.

Еще в Древнем Риме говорилось – "сенат и народ римский"… А о бедных родственниках – ни-ни. И о "городских буржуа" тоже. Какой король мог позволить себе непочтительное, "безлюбое" и безэнергийное отношение к народу? Никогда и ни при каких обстоятельствах это не было возможно. А там, где это становилось возможно, это плохо кончалось. Причем достаточно быстро.

Так это происходило даже в древности и в Средние века. Потом наступила Великая французская революция. Она подняла суверенитет на недосягаемую высоту. Но речь шла о народном суверенитете. О нации как суверене. И о государственном суверенитете как о том, что проистекает из суверенитета народного (глас народный – глас божий).