Содружество кольца

Они еще смотрели назад, когда воды Серебрянки растворились в Великой Реке, и уже Андуин подхватил их лодки и понес к югу. Белая фигурка Галадриэли стала маленькой черточкой и вдруг сверкнула, как окно на дальнем холме, когда в него ударяет луч заходящего солнца, или как светлое озерцо, если смотреть на него с высокой горы, и оно кажется алмазом в зелени. Тогда Фродо показалось, что она подняла руку в последнем прощании, и попутный ветер донес песню — очень далекую, но отчетливую.

Галадриэль пела на древнем языке заморских эльфов, слов хоббит не понимал, а мелодия таила глубокую безнадежность, хотя была красива необыкновенно. И такая сила чар была в этой песне, что она врезалась в память Фродо, и через много лет он даже ее перевел, как умел. Говорили, что получилось на манер эльфийских песен, то есть песен о вещах, мало понятных жителям Средиземья.

А! Лориэ лантар ласси суринен!
Йени унотимэ вэ рамар альдарон…

«Ах, как сыплется золото — ветер листья срывает. Невозможно года сосчитать: так бесчисленны крылья деревьев. Год за годом плывет: так стекает нектар; белый мед так течет под шатром небосвода, где на западе звезды дрожат в поющем голосе Варды — чистый голос звенит, а года уплывают.

Кто мне чашу наполнит опять?

Варда, звезд королева[6], подняла свои руки белым облаком с Вечноснежной Горы. Все дороги покрылись туманом, а из серой земли поднимается Тьма, не видна Калакирия, и сокрыт блеск ее самоцветов!

О утрачен, утрачен навек Валимар для оставшихся здесь на востоке! Прощай!

Может быть, ты найдешь Валимар для себя, может быть, ты найдешь… О прощай!..»

Река неожиданно изогнулась, берега с обеих сторон поднялись, и свет Лориэна скрылся из глаз, Фродо больше никогда не видел эту дивную землю.

Теперь лица путешественников были обращены вперед, навстречу солнцу, и оно слепило глаза, и без того застланные слезами. Гимли плакал, не стесняясь.

— Я никогда больше не увижу ничего прекраснее, — говорил он своему спутнику Леголасу. — И ничто больше не назову прекрасным… только ее Дар. — Он положил руку на грудь. — Зачем я пошел в этот Поход, Леголас? Знал, что будет трудно, но не знал, где главная погибель! Правду говорил Элронд, нельзя предугадать, что встретится в пути.

Я боялся мучений во Тьме, но это меня не остановило. Если бы я знал, как опасны свет и радость, я бы никуда не пошел. При последнем прощании я получил такую глубокую рану, какую мне даже сам Черный Властелин нанести не сможет, если завтра придется идти в его логово. Горе Гимли сыну Глоина!

— Ты не то говоришь, — сказал Леголас. — Горе нам! Горе всем, кто топчет землю в дни, наступившие после счастья! Так устроен мир: каждый, чью лодку несет живой поток, обречен находить и терять. Но я не считаю тебя несчастным, Гимли сын Глоина. Ты благословен, ибо страдаешь по своей воле. Ты потерял, но ведь сам сделал выбор, не бросил друзей, и в награду за это незапятнанная память о Лотлориэне останется в твоем сердце вечно яркой и чистой.

— Может быть, и останется, — сказал Гимли. — Я благодарен тебе за хорошие слова; ты, без сомнения, говоришь искренне, но не греет меня такое утешение! Сердцу нужна не память; она — лишь зеркало, даже если она чиста, как Келед-Зарам. Так говорит сердце гнома Гимли. Эльфы, наверное, по-другому видят мир. Я слыхал, что память у них больше похожа на живую жизнь, чем на сон. А у гномов не так.

Но хватит об этом! Посмотри на лодку: она очень низко сидит из-за перегруза, а течение в Андуине быстрое. Я совсем не хочу топить свое горе в холодной воде!

Он взял весло и направил лодку к западному берегу вслед за лодкой Арагорна, которая уже вырвалась из стремнины в более спокойный поток.

Так продолжал Отряд свой долгий путь, вниз по широкой Реке, все дальше на юг. По обоим берегам словно шагали голые деревья осыпавшихся лесов, заслоняя собой приречные земли. Ветер стих, река текла беззвучно. Даже птиц не было слышно. К концу дня солнце потускнело, затянулось туманом и в бледном небе стало казаться большой белой жемчужиной. Потом оно скатилось к западу, наступили ранние сумерки, за ними — беззвездная ночь. Еще много таких темных часов они провели на плаву, стараясь держаться ближе к западному берегу под нависающими ветками. Большие деревья проносились мимо них, как призраки, протягивали жадные корни из тумана к воде. Было холодно.

Мелкие волны шлепали, запутываясь в корнях и плавнях. Фродо сидел, прислушиваясь к слабым всплескам и бормотанию Реки, потом голова его опустилась на грудь, и он заснул неспокойным сном.

Глава девятая ВЕЛИКАЯ РЕКА

Разбудил хозяина Сэм. Фродо с удивлением обнаружил, что лежит не в лодке, а под высокими деревьями в тихом лесу на западном берегу Великого Андуина. Он был тепло укрыт и проспал всю ночь. Неподалеку возился с костром Гимли.