— Конечно! — хохотнул Шурман. — Косплеют они. Тебя, рыжий, я помню, тащили как-то бухого уже… И принцесса ваша — мужик. Да-да, и не отпирайся. А ты-то, Дима, кого косплеишь с дредами своими? Выйди уж из кадра, ты не в образе… но вот это, вот это… — Он показал на дракона. — Вот это круто, да. Ё-моё, я всякое видел, но вот это как вы сделали, а? Надувной, что ли? Шевелится…
Котов поднялся, дожевывая шоколадку. Сделал к Шурману шаг, другой. В светлых, ярких глазах бармену привиделось что-то совсем несвойственное веселому и беззаботному завсегдатаю, любимцу девчонок Димочке Котову, Котику, Котяре…
— Ну вас, — компромиссно сказал Шурман и закрыл за собой дверь.
— Прощай, Альгваринпаэллир, Багрянец Небес. Прощай. Пора, — говорил эльф, касаясь златой и алой шкуры древнего зверя.
Дракон кашлянул, опуская морду — кровь, текущая из раны на шее, щедро пролилась на заветный камень, вмурованный в асфальт.
Засверкало, словно меж собравшихся вместе троих завертелся зеркальный дискотечный шар.
— Ну вот и все, — выговорил Тайтингиль. — Вот и все.
Альгваринпаэллир умирал. Тайтингиль обнял огромную морду двумя руками и припал, запев последнюю песнь — песнь для Багрянца Небес.
Ирмы не было. Она, видимо, не успевала проститься.
— Куда собрались, сволочи?
— Оля? — ахнул Котов.
Девушка стояла в дверях черного хода; темные волосы в ухоженном каре, накрашенные губы, смуглая кожа.
И пистолет с глушителем в руке.
Оля. Алора-лучница.
Асфальт подле ног Котика взорвался мелкими крошками, и орк взвизгнул, подпрыгивая.
Порожденное магией сияние ширилось, увеличивалось, уже готовое поглотить всех.
— Мы уходим! — крикнул Тайтингиль, прерывая благую песнь. — Уходим!
— Да никуда вы не уйдете! А тебя я убью первым, болтливый придурок! Все мне испортил, все! А складывалось: парень был, работа была…
Пистолет кивком указал на поджавшегося Котяру.
— Я, блин, просто хочу проснуться сейчас… — тихонько выговорил тот.
— Заткнись! — взвизгнула Оля и нажала на спуск.
Хлопнула дверь, и худенькая беловолосая девчонка без промедления ринулась на Олю, замахиваясь подхваченной со стола тяжеленной пепельницей. Тайтингиль, отпустив голову Альгваринпаэллира, рванулся к Котику — и не достал, не успел. Но мелькнуло стремительное, алое — Мастер Войны прыгнул, выталкивая орка с линии огня.
И принял пулю в себя. В бесчувственную плоть, рожденную от Черных Линий.
Алора успела выстрелить еще раз, уже не целясь, и упала, пораженная пепельницей в висок. Алина тоже упала, покатилась кубарем — туда, дальше, к мусорным бачкам, в сторону…
Яркое сияние крутилось, ширилось, росло.
Мастер Войны упал на златой и алый бок Альгваринпаэллира, смешивая свою кровь с густой драконьей.
В дверном проеме появилась Ирма.
— Тай! Тай-тин-гиль! Ты…
Неистовая белая круговерть вспыхнула, засверкал серебряный смерч. И пропал, унеся с собой чужаков.
Алина поднялась, потирая содранные коленки. Оля лежала рядом без чувств, раскинув красивые руки.
За спиной растерявшейся, прижавшей руки к лицу Ирмы возник силуэт Вадима.
— Вызовите милицию, — сказала Алинка, поднимаясь. Подшагнула к маме, обняла.
Ирма всхлипнула и уткнулась в грудь дочери лицом.
— Не плачь, мам. Ну, ты же матерь дома, предводительница, мам, ну, не плачь… Они вернутся, мам, вернутся…
— Это так, — выговорил Вадим. — Они вернутся. Иначе просто не может быть.
Эпилог
— Найда! Найдушка, ко мне! Что ты там опять откопала?
Анна Михайловна любила гулять с собакой. Во-первых, свежий воздух; после инфаркта полезно. Во-вторых, прогулки помогали не думать. О том, что за проживание в московской однушке надо отдать половину пенсии. О том, что макароны тоже подорожали и пачку теперь придется делить не на три раза, а на четыре; но это ничего, все равно надо было похудеть. А спред в принципе по вкусу совершенно такой же, как сливочное масло, зато стоит вдвое дешевле…
А вот собака что попало есть не станет.
«Будем жить, — говорила она себе. — Будем жить».
Женщина наклонилась, чтобы убрать за Найдой, встряхнула целлофановый пакет.
И увидела странное — россыпь багряных кристаллов, застывшую, будто брызги крови.
Анна Михайловна наклонилась, доставая из кармана плюсовые очки. Потрогала пальцем. Бусики кто-то разорвал?..
Она аккуратно собрала что увидела — граммов двести.
Пакет не убирала, смотрела внутрь, на сверкающие алые грани некрупных камней.
— Как интересно… — говорила она, будто не веря своим глазам. — Как интересно… это же даже не шурф, они прямо на земле, будто и правда упали откуда-то… нет, стекли. Как капельки. Подумать только, сорок лет в геологии, в НИИ, я видела… но… прекрасная природная структура, прекрасная, не шпинель, нет — рубин! А какая чистота…
Найда бодро тянула поводок.
— Прошу прощения, Анна Михайловна.
Перед женщиной стоял крепкий, коренастый мужчина в хорошем деловом костюме. За его спиной маячили двое молодцев в черной униформе с шевронами, на которых был изображен силуэт горной вершины.
Мужчина подал визитку.
— Монахов Иван Андреевич, — сказал он. — Или Яков Ааронович Менахем, как вам удобнее.
— Здравствуйте… Иван Андреевич.