Софья Алексеевна

17 августа (1681), на день памяти преподобного Алипия, иконописца Печерского, в Ближних пещерах, мучеников Мирона пресвитера, Фирса, Левкия, Короната и дружины их, скончался по пути из ссылки бывший патриарх Никон.

— Великий государь, просить тебя пришла. Отказывал ты мне не раз, может, теперь смилостивишься.

— Слушаю тебя, царевна тетенька. Прислала бы за мной, сам к тебе пришел, коли нужда какая.

— О нужде царевны Татьяны Михайловны ты, государь, давно известен. Просила тебя за владыку Никона. Теперь, услыхала, простил ты его.

— Хотя и не простил, но из ссылки дальней возвернуть дозволил. Пусть в Новом Иерусалиме век свой доживает.

— Опоздала милость твоя, племянник.

— Как опоздала?

— Гонец прибыл: скончался владыка. Всего, что строил, о чем пекся, так и не увидал. Я о похоронах…

— Не твоя это забота, царевна тетенька, не твоя забота. Иван Максимович, распорядись, чтобы тело владыки покойного со всяческим бережением в Москву привезти, как патриарха. В Москве погребать не станем, а в Новом Иерусалиме все почести ему патриаршии воздать и гробницу потребную возвести не медля. И денег на то из нашей казны взять сколько потребуется.

— Спасибо тебе, государь, великое спасибо. Коли милость твоя так велика, может, дозволишь и мне в обители Новоиерусалимской палаты себе возвести. Мне бы там молиться о покойном, да и образа он хотел, чтобы я писала. Сам помнишь, особливо парсуны мои хвалил, в покоях своих держал. Не откажи, государь!

— Что ты, что ты, тетенька, не дело тебе мне в ноги падать! Хочешь устроиться в обители, ин и Бог с тобой — стройся. Если мастера какие потребуются, скажи.

— Нет, государь, беспокоить тебя не стану. У владыки свои умельцы были, пусть они и мне келейку поставят. А какую, я давно надумала, с Салтановым советовалась. И денег мне своих хватит. Если дозволишь, я и гробницу сделаю, как владыка хотел — он о ней говорил. Не то что о кончине близкой думал, а так… больно тяжко ему подчас бывало. Куда как тяжко, Царство ему Небесное. Ты своим государевым судом суди покойного как хочешь, а по мне, заслужил он его, всею жизнью своею праведною заслужил.

— Что уж теперь спорить-то, царевна тетенька. Думай как знаешь, коли так тебе легче. Бог с тобой.

1 сентября (1681), на Новогодье боярин князь Никита Иванович Одоевский говорил от лица всех чинов поздравительные речи государю, патриарху, властям и всему священному собору.

Жалеть бы государя-братца надо, да жалости взять неоткуда. Намедни на царевну тетеньку поглядела, сердце оборвалось. Как ждала владыку Никона, как видеть его хотела, как молила за него… Дождалась. За одну ночь голову нитками серебряными прошило. Губ разжать не может. Одно слово только и вымолвила: «Марфинька…». Захлебнулась. За горло держится. Нету Никона. Нету и не будет.

На государя-братца поглядела. Лицо длинное, худое. Нос ястребиный. С горбинкой. Всегда-то смуглым был, а после кончины Агафьи пожелтел весь. Лоб морщинами пошел. Залысины издаля видны. Сам весь будто усох. Волосы в завиточках коротеньких. Усы и борода еле видны. Уши небольшие. Только и есть, что глаза навыкате. На что ни посмотрит, взгляда отвести не может. Как завороженный. Спросишь, долго молчит, пока ответит. На Новогодье в терема пришел: посредь царевен что твой мальчишечка. Росточком мал, толст, а беспрестанно улыбается. Спроси, чему, поди, сам не ответит. Улыбка смутная, как облачко — то ли набежало на солнышко, то ли уж прочь поплыло. Походка нетвердая, тяжелая. Прежде чем наступать, землю щупает. А наступит, вроде пошатнется. Ходить-то сызмальства не любил, все больше сидеть. Нынче и вовсе — платье на дню сколько раз переменит, а с места не двинется. Батюшка на медведя с рогатиной ходил. Бражничать с дружиной сядет, едва не до утра просидит. На охоте устали не знал. Все-то ему не сидится, все бы ездил, в походы ходил, а вот поди ж ты… Сыну здоровья не передал. Где там! Поберечься бы государб-братцу, а он опять жениться задумал. Может, с новой женой оклемается, в силу войдет. А коли не войдет? Нарышкины и не думают униматься. По всей Москве толки идут, будто братец всегда-то здоровьем слаб был, нынче же чахоткой захворал. На Красное крыльцо выйдет, в народе шепот. Разглядывают, промеж себя толкуют, головами качают.