Софья Алексеевна

В Крестовой палате тихо. Государь никого не велел пускать, доклады запретил. Стольник государынин сунулся — когда, мол, государыне царице супруга ждать, ужин готовить ли. Осерчал государь: когда понадобится, сам известие пришлю. Святейшего ждет — из поездки вернулся, монастырь новый закладывал. Святоозерский Иверский Богородицкий. Об устроении церковном печется. Да вон и сам идет.

— С радостью тебя, государь! С прибавлением святой обители в твоем государстве. Великий то для твоей державы праздник.

— Как съездил, святейший? Не намаялся ли? Дороги, поди, трудные. Надо бы тебе возок новый смастерить.

— Сам, государь, подумываю. Сказывают, в Дмитровской сотне тележный добрый есть. На новогодье и закажу.

— Коли воля твоя будет, можно бы и филаретовскую карету поновить. Снаружи кожа красная, внутри атлас черный травчатый с зеленым галуном.

— Не беспокой себя, государь. По мне, каждый иерарх свою повозку иметь должен. Мне по душе на немецкий образец — чтобы кожею черною была обита с медными гвоздями да яблоками медными по углам. Да и внутри обивка чтобы бархатом веницейским рытым. Окончин чтоб стекольчатых много. Да что это о пустяках. Негоже это. Вот об обители другой разговор.

— Хороши ли места-то?

— Чистый рай Господен — краше не найти.

— Любишь ты, собинной друг, свое Нижегородье, пуще первопрестольной любишь! А тут-то что за озеро?

— Озеро, государь, дивное. Зовут его и Светлоярым и Святым, а то и просто Светлояром. В Макарьевском уезде оно, неподалеку от села Владимирского. Старики говорят, когда хан Батый с войском подошел под Светлояр, — великий князь Суздальский святой Георгий Всеволодович в нем с остатками своей дружины укрывался, — стал град невидимым и не смог его враг разорить. В ночь под Владимирскую народу туда видимо-невидимо собирается. По обычаю, озеру поклоняются и трижды его со свечами зажженными и с пением молитвенным обходят. Там теперь и встанет обитель Богородичная.

— Господи, славно-то как! Утешительно.

— Так полагаю, чтобы языческие всяческие толкования прервать да веру истинную укрепить, нужна там обитель. С Афона надо будет Иверскую туда принести. Типографию наладить.

— Типографию? Там-то?

— Не всему же в Москве происходить. В государстве каждая пядь должна быть заботой согрета. Иначе — слаб человек, столице завидовать станет. А где зависть, так и до ненависти недалеко, до рассуждений злокозненных.

— Думаешь, святейший, и там справщиков посадить?

— Как иначе? Разнобой в книгах наших богослужебных только в грех вводить может. Поторапливаться следует.

— Мало кто из наших тебя понимает, больше иноземные иерархи. Нелегко тебе будет.

— А тебе нешто легко, государь? А коли легко, сам себя спроси, может, дела мало делаешь, может, ленивству своему потакать начал. В доме хозяином быть дело хлопотное, что же о державе толковать.

1 октября (1653), на Покров Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, решено государем и боярской думой принять казаков в подданство Российское.

5 октября (1653), на память святителей Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Ермогена, Московских и Всея России чудотворцев, началась Польская война.

— Государыня-царица, что велишь к столу подавать — государь прислал сказать, непременно у тебя к обеду будет. День-то скоромный, чего приготовить можно?

— И думать не моги — скоромное! Для тебя что — в новость, что государь во все посты по понедельникам, средам да пятницам маковой росинки в рот не берет, глотка воды не выпьет. А без поста монастырский стол всему предпочитает. Захочет что мясное заказать, для себя да бояр, к столу в Крестовой палате, тогда и распорядится. У нас же пусть все по порядку будет. Давай, как положено, с закусок начинай.

— Тут и гадать нечего — икра зернистая да вязига под хреном.

— Этим разом прибавь икры белорыбицы — красной. Оно государь иной раз в охотку и поест. А из прикрошек да присолов что? Копченую рыбку подадите, а из свежих?

— Что прикажешь, государыня. Есть щука, стерлядь, лещ, язь, линь, шелешпер, сиг.

— Все и подавай. Поди, места на столе хватит.

— А горячее какое подавать: щи аль ухи?

— Щей не надобно. Вот уху давай язевую, подлещиковую, стерляжью да венгерскую. И чтоб к каждой свои пироги не перепутали. На Вознесенье, страх сказать, под озимую черную уху пироги с молоками поставили! Государь как тогда разгневался.

— Виноваты, государыня, кругом виноваты — не досмотрели.

— То-то и оно, за вами глаз да глаз нужен. И чтоб оладьев, пышек, кулебяк да караваев вдосталь было. Росольное с рыбой отварной подавать станете, сырников и блинов не забудьте. Государь, сам знаешь, с папошником да басманом[30] простым кушанья эти не любит.

— На сладкую перемену, государыня, что прикажешь?