Софья Ковалевская

Ольга Сократовна, верная подруга Чернышевского, оставила глубокий след в сердце Ковалевской. Ей была симпатична яркая, своеобразная красота этой маленькой стройной женщины, казалось пропитанной горячими лучами солнца. Она любовалась глазами Ольги Сократовны, которые были темными от длинных черных ресниц, но меняли цвет от настроения.

«Они бывают то синими, то темно-серыми, карими, — писала Софья Васильевна в «Нигилисте», — иногда в них вдруг запрыгает множество золотых точек, и тогда кажется, точно маленький бесенок из них выглядывает». Но еще больше, чем внешность, пленяло Ковалевскую в Ольге Сократовне ее удивительное мужество: делая все, чтобы прослыть легкомысленной супругой ученого мужа, Ольга Сократовна пользовалась этой маской, помогая Чернышевскому скрывать от жандармских глаз то, что они не должны были видеть, а оказавшись женой «государственного преступника», она с большим достоинством выносила муки, выпавшие на ее долю.

Ковалевскую влекло к семье Чернышевского. Она обнаружила у Александра незаурядные способности к математике и уговаривала его заняться этой наукой. Сама она все больше и больше отдавала ей предпочтение.

После первого увлечения лекциями, которые, наконец, стали ей доступны, Софья Васильевна увидела: изучать надо только математику! Как ни старалась она заставить себя интересоваться медициной, поддавшись царившему среди молодежи стремлению работать в деревне, не лежала у нее душа ни к какой практической деятельности. Анатомию она находила «скучной», хотя в ее комнате, служившей одновременно гостиной, рядом с большим красивым письменным столом и книжной полкой стоял настоящий скелет — подарок доктора Бокова, и она усердно зубрила латинские названия костей, изучала череп и шутила: «Кто бы подумал, что такая у нас чепуха в голове!»

Счастье, подлинный творческий восторг Софья Васильевна испытывала, лишь погружаясь в глубины математики. Не сделает ли она больше для женского движения, если добьется в науке того, что открыто пока только мужчинам? Но если теперь, в молодые годы, не отдаться исключительно любимой науке, можно непоправимо упустить время! «Я убедилась, что энциклопедии не годятся и что одной моей жизни едва ли хватит на то, что я могу сделать на выбранной мною дороге», — писала она сестре.

И Софья Васильевна, сдав экзамен на аттестат зрелости, снова вернулась к Александру Николаевичу Страннолюбскому, чтобы основательнее изучить математику перед поездкой за границу. Страннолюбский занимался с ней по пяти часов кряду. А в минуты отдыха этот человек, с дней юности, с первых воскресных школ не оставлявший ни педагогики, ни общественных дел, горячо убеждал ученицу не только самой учиться, но, как говорили тогда, «развивать» и других барышень.

Ученица живо откликнулась на призыв преподавателя. Узнав, что кузина Жанны Евреиновой Юлия Всеволодовна Лермонтова мечтает об изучении химии и хлопочет об устройстве подготовительных курсов для женщин в Москве, Софья Васильевна написала ей. Она говорила Юлии, что и эти хлопоты, и создание в Петербурге женских курсов, лекции и предполагаемый параллельный курс для девочек в мужской гимназии — «чрезвычайно полезная мера». Но когда все это будет! Пока же, в ожидании будущих благ, многие подготовленные женщины бегут за границу. И Софья Васильевна уговаривала Юлию ехать в Гейдельберг. «Я сама не дождусь, — признавалась она, — когда смогу уехать за границу; и как бы хотела, Юлия, учиться там вместе с вами; я не могу себе представить более счастливой жизни, как тихой, скромной жизни в каком-нибудь забытом уголке Германии или Швейцарии между книгами и занятиями».

С горячностью, на какую только была она способна, Софья Васильевна просила кроткую Юленьку добиться от родителей разрешения на заграничную поездку. А когда ей показалось, что решимость и мужество девушки начинают сдавать, она не остановилась даже перед поездкой в Москву.

В Москве она познакомилась с родителями Юлии Лермонтовой и убедила их в своей достаточной респектабельности для роли защитницы и покровительницы их дочери за границей. Старики пообещали отпустить с ней дочь. Анюте Крюковские тоже разрешили ехать с замужней Соней. Одна Жанна Евреинова оставалась пока под властью семьи.

Все складывалось как нельзя лучше, немного смущали только отношения с Владимиром Онуфриевичем. Она больше не испытывала восторженного поклонения ему, подчас чувствовала себя скорее его старшей сестрой.

Софья Васильевна успела разобраться в характере своего друга. Она увидела, что при всей талантливости Владимир Онуфриевич безволен, способен легко приходить в отчаяние от неудач и терять голову от успехов. И она изо всех сил старалась убедить его в необходимости учиться. Но он не верил в то, что сможет заниматься науками, был не в состоянии сосредоточенно и целеустремленно работать, не отвлекаясь для массы других дел. Многие свойства характера Владимира Онуфриевича раскрыл перед Софьей Васильевной и Сеченов.