Софья Ковалевская

По приглашению ректора высшей народной школы Александра Холмберга Ковалевская приехала однажды посмотреть необыкновенное для русского человека явление — «крестьянский университет» в деревне.

С. маленьким чемоданчиком в руках появилась она ранним утром на Стокгольмском вокзале, возбужденная мыслью о путешествии, ярким солнцем, расцветившим стеклянную крышу дебаркадера тысячами крохотных радуг, невольно улыбаясь, разглядывая предотъездную суету, приветливые лица многочисленных провожающих. Нигде не встречала она так укоренившегося обыкновения провожать отъезжающих по железной дороге всеми чадами и домочадцами, друзьями и знакомыми.

Начались двухнедельные каникулы, и в глубь страны отливали массы школьников, студентов, чиновников, литераторов. Заметнее всех были члены парламента — крупные землевладельцы и крестьяне. Не раз приходилось Ковалевской слышать в риксдаге и видеть в газетах и журналах портреты наиболее выдающихся депутатов. В одном из вагонов третьего класса она заметила группу худых, костлявых, со скуластыми лицами далекарлийских крестьян в длинных коричневых, из домотканого сукна кафтанах, с клетчатыми бумажными платками на шее. А среди них — сухопарого старика с пискливым голосом. Она узнала Лисс-Улофа-Ларсона — личность настолько популярную, что школьники даже сложили о нем песню.

Один из богатейших крестьян Далекарлии, землевладелец и обладатель капитала миллиона в полтора крон, он не любил болтать о своем богатстве; сыновьям образования не дал, кроме обязательного тогда трехклассного; одевался и заставлял всех в семье носить платье из домотканой материи, есть простую пищу и работать не покладая рук наравне с батраками.

Сам Ларсон учился тоже недолго, но природный ум, крестьянская смекалка превращали его выступления в риксдаге чуть ли не в чрезвычайное событие. Сила его — в умении «считать копейку», когда дело касалось государственного бюджета. В эти обсуждения он вносил грошовую бережливость мужика-скряги, немилосердно торговался со всеми, кто просил денег на дороги, школы, науку, торговался из убеждения, что «с казны всяк готов лишнее сорвать».

Ковалевской забавно было видеть, как за этим сухоньким, упрямым старичонкой ухаживали важные сановники, профессора, доказывая ему значение их замыслов.

На станции, где сошла Софья Васильевна, ее поджидал молодой крестьянский парень со светлыми волосами и такими лазоревыми глазами, каких Ковалевская нигде, кроме Швеции, не встречала. С широкой улыбкой юноша подал гостье большую с мозолями руку: когда учащиеся крестьянского университета узнали о намерении женщины-профессора посетить их, они жребием решали, кому достанется честь ее встретить.

Лошади тащили тарантас по проселочной дороге среди невысоких сосновых и еловых деревьев, между которыми иногда, напоминая родину, белели стволы березок и красные — в пушистых шишечках — вербы. Иногда подступала к дороге скала, облепленная лишайниками и папоротником. Попадались среди леса пахотные участки с избой под ярко-красной крышей в центре усадьбы. И эти дворы, раскинутые на большом расстоянии один от другого, придавали особое своеобразие ландшафту, а земля, на вид тощая и скупая, говорила о том, что человеку здесь надо очень упорно бороться, чтобы вырвать у нее какое-то благо. Как же могли зародиться высшие школы для крестьян в такой обделенной богом стране?

В серых сумерках перед Ковалевской возникло массивное каменное здание, окруженное большим садом. На крыльце ее ждали: ректор — доктор философии Лундского университета, писатель, педагог Александр Холмберг, его жена-писательница, хорошенькая, белокурая, розоволицая женщина с чистыми голубыми глазами, сестра известного поэта Бота, и несколько девушек-родственниц, которые, по обычаю, достигнув совершеннолетия, приехали на год-два приучаться хозяйничать.

После ужина, когда гостью привели в гостиную, раздался стук в дверь. В комнату вошло человек десять молодых крестьян. По приглашению хозяйки они уселись за общий стол.

— Так у нас заведено, — объяснил Ковалевской ректор. — Часть учеников проводит вечера с нами. Всем не вместиться здесь, поэтому они чередуются между собой. Иногда мы беседуем о том, о сем, иногда я читаю вслух, а иногда занимаемся музыкой. Все они учатся пению у учителя, жена моя аккомпанирует им на фортепьяно, так что подчас из хороших голосов составляются даже квартеты. Ну, а остальные развлекаются гимнастикой, борьбой.

Со двора и в самом деле доносились крики, смех, топанье десятков ног.

Холмберг рассказал Софье Васильевне, что первую высшую народную школу для крестьян основал в Дании теолог и философ Грундвиг из чисто религиозных побуждений. Он говорил, что человек необразованный не может быть сознательным христианином, что должны существовать такие заведения, куда бы мог обратиться юноша из простонародья в момент, когда он в состоянии выработать мировоззрение, когда наиболее восприимчив к новым впечатлениям.