Зимою сквозь двойные рамы уличные звуки по ночам почти не проникали в комнату. Зато квартирные шорохи и скрипы слышны были Софье Петровне всю ночь. Настойчиво скреблись мыши как бы они не подобрались к салу, купленному для Коли. В коридоре скрипели половицы и, когда мимо проезжал грузовик, вздрагивали входные двери. В комнате бухгалтера каждые пятнадцать минут важно били часы.
Коля скоро вернется. В эту ночь Софья Петровна не сомневалась больше, что Коля скоро вернется. Кипарисова говорит и милиционер Дегтяренко... Он должен вернуться, потому что, если он не вернется, она умрет. Раз невиновных начали выпускать, значит, и Колю скоро выпустят. Не может же быть, чтобы других выпустили, а его нет. Коля вернется - и как тогда будет стыдно медицинской сестре!
И управдому. И Вале. Они глаз на него не посмеют поднять. Коля не станет даже и здороваться с ними. Пройдет мимо, как мимо стены. Когда он вернется, ему сразу дадут какую-нибудь ответственную службу - и даже орден! - чтобы поскорее загладить свою вину перед ним. На груди у него будет орден, а с медицинской сестрой и с Валей он не станет здороваться...
Под утро Софья Петровна уснула и проснулась поздно, только в 10 часов. Проснувшись, она вспомнила: что-то вчера было хорошее, что-то она узнала хорошее про Колю. Ах, да, людей стали выпускать из тюрьмы. И раз начали выпускать - значит, скоро и Коля вернется. И Алик. Все будет хорошо, все по-прежнему. Софья Петровна поймала себя на быстрой мысли: значит, и Наташа вернется. Нет, Наташа не вернется, но Коля - Коля уже едет домой, может быть, вагон его уже подъезжает к вокзалу.
Возвращаясь в этот день из библиотеки, Софья Петровна остановилась перед витриной комиссионного магазина и долго перед ней простояла. В витрине был выставлен фотографический аппарат "лейка". Коля всегда мечтал о фотографическом аппарате. Хорошо бы продать что-нибудь и купить Коле ко дню его возвращения "лейку". Фотографировать Коля научится быстро - ведь он такой умелый, такой сообразительный.
Весь день Софья Петровна была в приподнятом, радостном состоянии духа. Ей даже есть захотелось - впервые за много дней. Она уселась на кухне чистить картошку. Если приобрести для Коли фотографический аппарат - то вот затруднение: где он будет проявлять снимки? Необходима абсолютно темная комната. Ну, конечно, в чулане. Там дрова, но можно очистить место. Можно потихоньку часть своих дров унести в комнату и попросить жену Дегтяренко, чтобы и она взяла вязанку к себе - она не откажет - вот и очистится место. Коля всех будет фотографировать: и Софью Петровну, и близнецов, и знакомых барышень - только Валю и медсестру снимать ни за что не будет. У него составится целый альбом фотографий, но Вале и медсестре в этот альбом не попасть.
- У вас еще много дров в чулане? - спросила Софья Петровна жену Дегтяренко, когда та вошла в кухню за веником.- Вязанки этак три,отозвалась жена Дегтяренко.- Вы любите сниматься? Я очень любила в молодости, у хорошего фотографа, конечно... Знаете что? Колю выпустили.
- Да ну! - вскрикнула жена Дегтяренко и выронила веник.- Ну вот, а вы убивались! (Она расцеловала Софью Петровну в обе щеки.) - Письмо прислал или телеграмму? - Письмо. Только что получила. Заказное,- ответила Софья Петровна.
- А я и не слыхала, как почтальон приходил. С этими примусами совсем оглохнешь.
Софья Петровна ушла к себе в комнату и села на диван. Ей надо было посидеть в тишине, отдохнуть от своих слов, понять их. Колю выпустили. Выпустили Колю. Из зеркала смотрела на нее сморщенная старуха с зелено-серыми, седыми волосами. Узнает ли ее Коля, когда вернется? Она вглядывалась в глубь зеркала до тех пор, пока все не поплыло перед нею и она перестала понимать - где настоящий диван, а где отражение.
- Знаете, моего сына выпустили. Из тюрьмы,- сказала она в библиотеке сотруднице, писавшей карточки за одним столом с ней. Та до сих пор не слышала от Софьи Петровны ни единого слова, а Софья Петровна не знала даже, как ее зовут. Но ей необходимо было повторять свое заклинание.- Вот как! ответила сотрудница. Это была неряшливая, толстая женщина, вся осыпанная волосами и пеплом от папирос.- Ваш сын, вероятно, ни в чем не был виноват вот его и выпустили. У нас не станут держать человека зря... И долго сидел ваш сын?
- Год два месяца.
- Что ж, разобрались и выпустили,- сказала толстая женщина, отложила папиросу и принялась писать.
Вечером, столкнувшись с Софьей Петровной в коридоре, милиционер Дегтяренко поздравил ее.- С вас магарыч,- сказал он, пожимая ей руку и широко улыбаясь.- А когда же Николай Федорович к мамаше пожалует?
- А вот проработает месяц-другой на заводе, потом поедет в Крым отдыхать,- он так нуждается в отдыхе! - а потом и ко мне. Или, может быть, я к нему съезжу,- ответила Софья Петровна, сама удивляясь легкости, с какой она говорит.