— Не смешите людей! Никто же не будет знать, где они. Они сами во всем виноваты. Оторвавшись от народа, они решили, что дно окончательно. А народная мудрость гласит, что нет дна, но есть донья.
— А что дает эта мудрость?
— Все! Народ уверен, что ничего дном не кончается, потому что есть донья, а не дно. И вся жизнь продолжается между доньями. Народ, падая, живет, потому что верит в донья. И потому народ — бессмертен. А начальство не верит в донья и потому, падая, гибнет.
— Да здравствуют донья! Да здравствуют донья! Все-таки странное слово. В нем есть что-то испанское.
— А разве вы не слышали о всемирной отзывчивости русской души? Революция, инквизиция, гражданская война. У нас с испанцами много общего.
— А где Франко?
— Долетим, будет и Франко.
— Как вы думаете, он уже летит?
— Летит. Даже с опережением.
— А что, если он с парашютом летит?
— Не такой он дурак. Когда будем пролетать первое дно, мы мельком увидим начальство всех мастей. Одни будут кричать: «Остановитесь, мы уже в коммунизме!» Другие будут кричать: «Остановитесь, у нас полная демократия!» А мы пролетим и крикнем: «Привет от Цурюпы! Да здравствуют донья!»
Пусть они там сами выясняют отношения друг с другом. А мы пролетим мимо них и ногами пробьем дно! Только ради этого стоило лететь! Мы приближаемся к первому дну. Ноги параллельно! Глубже дышите!
— Привет от Цурюпы! Да здравствуют донья!
— Привет от Цурюпы! Да здравствуют донья! Будем надеяться, что мы пробили первое дно. Те из нас, кто долетит, узнают, наконец, в чем спасение России…
В это время к ним подходит какой-то парень.
— Купите полное собрание сочинений Ленина и Сталина?
— Боже мой, последние национальные богатства уплывают! И сколько они стоят?
— Пятьдесят долларов собрание сочинений Ленина и столько же Сталина.
— А где они у вас?
— В машине.
— Прямо как балетные девочки! Но как же у вас получается — полное собрание сочинений Ленина, кажется, пятьдесят пять томов. А Сталина — всего десять томов. А цена одна.
— А когда начали запрещать Сталина? Еще при Хрущеве! А Ленина фактически никогда не запрещали, хотя и не переиздавали. Поэтому собрание сочинений Сталина — редкость. Его начали раскупать еще при первых запретах.
— А где вы их достаете?
— У внуков и правнуков старых большевиков.
— Ну и как покупают?
— Неплохо покупают. Марксистские кружки и иностранцы.
— Что, опять марксистские кружки?! Я этого не вынесу! А на таможне не отбирают сочинения Ленина и Сталина?
— Даю гарантию! Не отбирают! Есть тайный приказ правительства поощрять вывоз марксистской литературы из России. Особенно в Америку.
— А что это дает?
— Наивняк. Они думают, что марксистская литература мешает реформам. Они думают, что и коммунисты покинут страну вслед за марксистской литературой. А коммунистам нужна власть, а не сочинения Ленина и Сталина. Сам я демократ…
Я вижу, что вы иностранец. Берите собрание сочинений Сталина — всего пятьдесят долларов.
— Нет, вы знаете, я этой литературой мало интересуюсь.
— Даю в придачу к собранию сочинений Сталина бесплатно два тома Ленина с письмами к Инессе Арманд. Берите, не пожалеете!
— Нет, спасибо, обойдусь как-нибудь без писем к Инессе Арманд.
— Боже, что я слышу! Ленина бесплатно в придачу к Сталину! Ленин перевернется в гробу, если, конечно, то, что в гробу, это он! Впрочем, это месть истории. В последние годы жизни Ленина он уже был в придачу к Сталину.
— А если купить собрание сочинений Ленина, можно в придачу бесплатно получить два тома Сталина?
— Нет. Сталин — дефицит. Его еще при Хрущеве стали запрещать, поэтому почти все раскупили. Редкость. Так вы купите что-нибудь или мы будем время терять?
— Нет, молодой человек, таких книг мы ни при какой погоде не читаем.
— Ну, ладно. Я здесь похожу. Если передумаете, дайте знать.
— Мы уже и так все передумали.
И молодой человек отходит.
— Однако, я вижу, личных машин в Москве стало гораздо больше. В прошлый свой приезд я этого не заметил…
— Да, личных машин стало больше… Боже, как грустна наша Россия! Марксистские кружки! Это меня убивает, даже если он врет!
— Кстати, что вы думаете о Ленине как о мыслителе?
— Ленин — мировой рекордсмен короткой мысли. Если вы увидите документальное кино с его участием, то вы заметите, как он бесконечно жестикулирует. Все люди, у которых короткие мысли, пытаются удлинить их при помощи жестикуляций. Они думают, что мысль при помощи вытянутой руки удлиняется. У Ленина была жесткая душа, а монета мысли лучше всего отпечатывается на мягкой душе.
— Но ему никак нельзя отказать в последовательности.
— Последовательное безумие и есть самое подлинное безумие.
— Интересно, был он суеверен хоть в чем-нибудь?
— Не думаю. Суеверие — следствие неуверенности во внутренней правоте. Суеверие бывает свойственно очень простым и очень сложным людям. Пушкин был суеверен, но человек с гипертрофированной уверенностью в своей внутренней правоте не бывает суеверным. Ленин не мог сказать: «Понедельник — тяжелый день. Нельзя начинать революцию в понедельник».
— Но кого же из деятелей русской истории вы считаете самым великим?