София Палеолог

Римская церковь не признает святости икон, это в православных храмах они мироточат и внимают мольбам верующих. Зоя держала в руках изображение женщины с тремя девочками и чувствовала, что это не просто картинка, к тому же не слишком умело нарисованная. Все четверо на иконе словно ожили, они смотрели на византийскую царевну в немом ожидании.

Буря швыряла суденышко, словно щепку в водовороте. С морем не поспоришь, оно сильней любого корабля. Дерево скрипело и даже трещало, казалось, следующий удар волн борта уже не выдержат и тогда…

Повинуясь какому-то непонятному ей самой желанию, Зоя устроила иконку на своей постели и встала перед ней на колени. Это не распятие, не образ Девы Марии, а икона, но Зоя молилась. София и ее дочери общехристианские святые, однако в страшную бурю на краю гибели униатка Зоя молилась им как православным святым перед православной иконой. Она не знала, какими словами следует просить помощи у Софии, кажется, вообще не произносила слов, не речами молила — сердцем.

Как долго это продолжалось, тоже сказать не могла бы, Зоя чувствовала такое единение с изображенными на иконе святыми, что забыла даже о буре снаружи. Из глаз сами собой лились блаженные слезы, они очищали душу, и ужас, творившийся снаружи, был нестрашен.

Закончилась молитва тем, что Зоя размашисто перекрестилась — два перста прикоснулись ко лбу, опустились к поясу, а потом… царевна и сама не поняла, почему рука двинулась к правому плечу, как крестятся в греческой вере.

Зоя была униаткой с рождения, ее отец Фома Палеолог всегда ратовал за подчинение греческой церкви Риму, церкви западной. Чтобы не возмущать греческое население Пелопоннеса, и без того не желавшее жить под властью деспотов, он согласился на унию, позволявшую оставить православным свои обряды, но сам их не соблюдал. Возможно, потому Фома Палеолог так легко перешел в католичество и обязал детей поступить также.

Отца давно не было на свете, воспитывавший Зою, Андреаса и Мануила кардинал Виссарион старательно следил за соблюдением ими всех правил и обрядов католической церкви. И теперь с ней отправили папского легата Бонумбре вовсе не ради теологических споров в Москве, а чтобы привела к унии мужа и воспитала будущих детей по закону Римской церкви.

Но сейчас Бонумбре лежал на своем ложе, стонал и проклинал день, когда родился на белый свет. Епископ ничем не мог помочь своей гибнущей пастве, разве что погибнуть за компанию. Зою беспомощность устраивала, все время бури легат не мешал и не вел свои до смерти надоевшие беседы-наставления. Во всем, даже в творившемся на море ужасе, можно было найти свои хорошие стороны.

Мысль об этом царевну даже развеселила. Что было бы, узнай епископ, что она молилась православной иконе? Зое показалось, что строгие глаза Софии смотрели теперь ободряюще. Улыбаясь в ответ, Зоя свернулась на постели калачиком и заснула с прижатой к груди иконкой. Она вверила свою судьбу Господу и Софии.

Проснувшись, не сразу поняла, что произошло.

Рева разъяренной стихии не слышно, качало, конечно, но не так, чтоб о перегородки биться. Зоя прислушалась, не веря своим ушам. Неужели спасены?!

В ее каморку заглянула Гликерия:

— Царевна, буря стихла!

Зоя посмотрела на иконку, прошептала:

— Благодарю, София.

Значит, Господу угодно ее замужество, только нельзя икону прятать. Когда-то она слышала правило страшной Орды: не обижать местных богов, даже чтить их, принося дары. Ордынцы считали, что людей можно запугать, обратить в рабство и увести с собой, можно даже убить, а вот богов, что на этой земле, надо уважать. Хуже нет обидеть местные божества.

Наверное, так не только с богами, он у всех христиан един, и даже не со святыми, а с правилами. Если чтут иконы в ее новом отечестве, значит, и она чтить должна. А как с остальными правилами быть? Неужели и ей придется одеваться подобно московитам, носить шкуры и мыться в страшной банье?

Зоя тихонько вздохнула. Несомненно, Господь давал ей знак этой бурей, если бы не поняла, все погибли.

Буря на море страшна и удивительна. Гнев Господен вдруг нагрянет, заставит не только перекреститься, но и о жизни своей задуматься, а потом вдруг словно иссякнет. И солнце, которое после грозы светит куда ярче обычного, и жизнь пережившим кажется во стократ радостней. Бывалые моряки головами качали: чудная буря — то, что налетела вдруг, неудивительно, но чтоб вот так сразу закончиться… такого не припомнят. Зоя молчала о своем молении, пока не понимая, о чем можно говорить, а о чем нет.

Как налетела буря, так и ушла неожиданно, но путешественники еще долго приходили в себя, пытались понять, где остальные суда, кто пострадал, а кто и не выжил.

В сохранности оказались все корабли, мачты у них целы, а вот паруса порвало. Берег недалече, встать, чтобы осмотреться, можно, хотя жилья не видно.

Один корабль все же потерялся, на нем плыли провожающие не из важных, скорее попутчики, что решили подзаработать рядом с царевной. Фрязин весело утверждал, что они нарочно отстали и вернулись, решив не испытывать судьбу.