София слышит зеркала

— Да, кстати, — ни капли не смутился Стефан, мысленно радуясь такому повороту разговора. — Тут шепнули на ушко, что ты нечто подобное и провернул. Неужто правда?

Кое-какие вести из реального мира все же проникли в Зеркалье.

Дитер посмотрел на него как на идиота. Надо бы оскорбиться, но Стефану сейчас было не до этого. Он внимательно смотрел на Теневого Короля, стараясь не думать о маленькой миленькой зверюшке, притаившейся у ног собеседника.

Тот только поморщился:

— Кажется, с тобой и впрямь беда, Хармс. Мало того, что таскаешь за собой тьму непонятного происхождения, так еще и задаешь очень глупые вопросы.

Как Стефан ни пытался уловить лживые нотки в его голосе, ничего не получилось. Неужели придется признать, что Король ни при чем? И ритуалу объединения помешал кто-то другой?

Йольский кот что-то грустно заурчал. Кажется, ему совершенно не нравилось происходящее: какой-то непонятный мужик, грустно, много разговора и ничего вкусненького. Дитер почесал питомца за ухом.

— Ладно, Хармс. Только потому, что у меня большое и чистое сердце, кое-чем помогу. Должен будешь. Пошли.

Стефан заколебался, но всего на несколько секунд. Выбора все равно не было. А если уж Дитер фон унд цу Шаттен и хотел бы сделать какую-то гадость, то поступил бы более витиевато. Все же Король умел быть и честным. Иначе столько лет не удерживал бы в своих руках власть над всем Шаттенштадтом. А там столько стремящихся получить наживу и престол, что мало не покажется.

Король поманил Стефана за собой:

— Пошли. Пройдем улицами Гамбурга.

— Куда именно? — уточнил тот, правда, все же последовал.

— К сестрице твоей, — хмыкнул Дитер. — Поворкуете да поговорите. Мне, знаешь ли, самому жутко интересно, что происходит и кто идет за тобой по пятам. Видишь ли, Хармс, в моих прекрасных владениях столько всякой гадости, что дополнять ее новой и неопознанной как-то не горю желанием.

Обстановка вокруг начала медленно меняться. Пусть и по-прежнему царила ночь, но дома теперь стали светлее, электрический свет развеял мрак и спрятал неверные тени. Показались улицы ночного Гамбурга, донеслись хохот, шум, крики, звон металла, превращающийся в грохот. Из окон и с балконов выглядывали люди. Из кафе выходили посетители. Вдали показалось шествие крампусов: забияк, наряженных в костюмы мохнатых чудовищ, в страшных масках и с закрученными рогами на головах. За спиной многих были привязаны металлические посудины. Именно они, ударяясь друг о друга, создавали невероятный грохот при каждом движении крампусов. По поверью у каждого из них должен быть мешок или металлический сосуд, в который можно посадить непослушного ребенка в качестве наказания. Только вот мешком не пошумишь и не испугаешь никого. Поэтому приходится приспосабливаться.

Однажды Стефан спросил у Крампе, как далеко отошел нынешний образ мифологического черта от истины. Тот только загадочно улыбнулся.

— Видишь ли, Стефан, — сказал он, — с приходом разных эпох мне дают новые имена. Вот сейчас — черт. Ну, или Кнехт Рупрехт — сам понимаешь, время не стоит на месте. Только суть не изменить: я как был тем самым древним без имени, так и останусь.

— Древним без имени? — уточнил тогда Стефан, не сразу поняв, о чем речь.

Крампе кивнул:

— А ты как думал? К нам, богам плодородия, старались не обращаться по именам. Особенно женщины, зная нашу охоту до них. Потом детишки появлялись, а вот от кого — объяснить не могли. Поэтому и принимали всяческие меры предосторожности, — подмигнул он и расхохотался.

Собственно, на этом весь разговор и закончился, а Стефан впервые осознал, что его советник и впрямь обладает огромной силой. И подчиняется и помогает ему не потому, что кого-то боится, а так как сам считает это правильным. Кто бы там и что ни говорил. Клаус же нонче хоть и был его напарником и воплощением Святого Николая, пока что свой истинный облик раскрывать не торопился. Но Стефан не сомневался, что Клаус не менее могущественен, чем Крампе. Просто предпочитает не показывать собственную силу. Единственное, в чем можно было быть абсолютно уверенным, так это в том, что Крампе и Клаус — противоположности. Этого не скрыть ни за древностью происхождения, ни за новой эпохой, ни за пришедшей религией. Да и то, что отношения у них далеко не напряженные, тоже видно сразу. Пусть это нельзя назвать дружбой, но… соперничество на грани фола. Когда никто из них не может отступить или отпустить другого, иначе разрушится гармония.

Дитер что-то шепнул йольскому коту. Тот заворчал и растворился в воздухе.

— Вот вредное животное, — посетовал Король. — Ничего, скоро спихну имениннику, пусть с ним возится. А то хочу котика да хочу котика. Вот теперь пусть мучается самостоятельно.

Стефан вдруг осознал, что уже второй раз слышит, что у Короля кто-то есть. Сразу осознать не получалось. Боже, неужто кто-то польстился на такого? Впрочем, это уже не его дело. Хотя посмотреть на экстремала, который пожелал в качестве домашнего питомца йольского кота, было любопытно. Взрослая особь обычно оказывалась размером с одноэтажный дом.