София. В поисках мудрости и любви

– Что бы я сделал? – Евгений посмотрел на облака. – Если бы у меня были деньги, я бы построил храм.

– Храм? – удивился иностранец, приложив ноготь большого пальца к подбородку. – Какой храм?

– Храм, которого нигде нет, – объяснил он, складывая из кистей рук купол. – Это такое место, где каждый может найти справедливость и спасение. Где каждый может поразмышлять о смысле жизни. Понимаешь?

– О, это большая мысль! – уважительно закивал головой иностранец. – Пробль-ема в том, что это невыгодно.

– Все богатства все равно не заработать! – усмехнулся Евгений. – Весь этот мир, в сущности, очень беден. Корпорации, банкиры, правительства – все побираются, как тот нищий. Видишь?

Евгений указал на зловонного бомжа, который маленькими шажочками удалялся от мусорного бака, и добавил:

– Весь мир побирается, помни об этом, даже всемирный банк не исключение.

На том и завершился его экзистенциальный разговор с иностранцем, который лишь пожал плечами и пошел прочь. О чем еще они могли говорить? О чем еще ему мог рассказать этот человек в безумно дорогом костюме, который в такую рань уже думал о деньгах? Для него любой индивид был только носителем денежных знаков, он не видел другого смысла в существовании людей, как будто спасение и справедливость можно было купить по выгодному курсу на какой-нибудь фондовой бирже.

Каким же преступным был весь этот так называемый «мировой порядок» – все это так называемое «мировое сообщество»! Одни побирались от голода, питаясь объедками, другие побирались от богатства, питаясь человеческой кровью, развязывая братоубийственные войны, распространяя разврат, эпидемии, уничтожая духовность. И чем многочисленнее становились обезличенные человеческие толпы в больших городах, тем мельче становилось человечество, и чем больше разглагольствовали о ценности человеческой жизни, тем незначительнее становилась сама жизнь.

Изо дня в день по всем телеканалам неслась пустословная болтовня политиков, журналистов, пастырей, общественных деятелей, лауреатов немыслимых Нобелевских премий мира, которая ни к чему не приводила. Не потому ли, что если бы все это надувательство однажды прекратилось, то не было бы и никаких премий мира? В самом деле, что будет, если каждый начнет задумываться… Если каждый что-то осознает, узрит подлинный корень царящего в мире беззакония? Хотя бы каждый второй… или хотя бы каждый десятый.

Он подошел к будке гриля и решил вместо хот-дога взять слойку с крепким черным кофе. Перекусив за круглым столиком, он направился вдоль по проспекту, как обычно, не планируя свой маршрут заранее. На утреннем холсте неба пролетали ровные, вырезанные по одному шаблону облака, подкрашенные оранжевыми полосками. По чистым тротуарам гулял знакомый ветерок. Безупречно гладкие стены домов с рядами окон, как на полотнах де Кирико, уводили взгляд прямо к горизонту. Городские улицы элегантно расстегивали разрезы ночных теней, снимали убранства вечерних платьев и вышагивали из них в солярий жаркого лета.

Надвинув на голову наушники, он нажал кнопку плеера и отправился слоняться по городу – у него оставался еще один день никем не контролируемой свободы. «All Apologies»: The Nirvana, «Unplugged in New-York».

Эпизод третий . Labor sub tecto. Борьба с безработицей

Под мостом между массивных бетонных опор было не слишком уютно, зато здесь можно было переждать грозу, любуясь рекой, в которой плавали привидения дождевых туч, слушая громовое эхо и наблюдая за каплями дождя, стекавшими по перекрытиям. Единственное, что омрачало его умиротворенное состояние, так это комары. Надо сказать, это были особенные, городские комары, которых можно было повстречать только в мегаполисах. Они летали бесшумно, садились где-нибудь в сторонке, чтобы изучить потенциального донора, и только потом осмеливались вонзить свои тонкие хоботки, не причиняя при этом никакой боли!

Но самое поразительное состояло в том, что они прилетали и без того пузатые от чьей-то крови. Они пили кровь не для того, чтобы выжить, а для того, чтобы оценить ее вкус. Кровь волновала их исключительно с эстетической и научной точки зрения – они постоянно оценивали ее густоту, уровень сахара и ее питательность. О, эти комары были искушенными гурманами, совсем не то, что деревенские дурни! Питаясь из поколения в поколение кровью городских обитателей, они сами становились им под стать и, наверное, тоже считали себя этаким венцом всей комариной эволюции.

Как только гроза стихла, он спрыгнул с бетонной плиты, отряхнул руки и вышел из-под моста на обочину дороги. Широкая асфальтовая дорога уводила его на окраины города – туда, где возле складов оптового рынка скапливались большегрузные фуры и компактные газельки-термобудки. Они подъезжали к ангарам, внутри которых кипела работа. К машинам то и дело подбегали грузчики, забрасывая на борта коробки, мешки, полиэтиленовые паки. Они сновали туда-сюда, прогибаясь под тяжестью товаров, словно крохотные муравьи.