София - венецианская заложница

— Угадайте, — сказала она и сделала глоток вина.

— Очень хорошо. — Я подумал мгновение и ответил: — Вы хотите вывести из себя свою тетю.

— Нет, — засмеялась она.

— Вы хотите задеть меня. Отомстить мне за обиду… — Я снова почувствовал жар ее руки в моей в зале Фоскари и покраснел от мысли о той обиде, которую она могла таить на меня. Мне пришлось сделать большое усилие, чтобы привести себя в чувство и продолжить: —…причиненную непреднамеренно, я клянусь — и поэтому вы преследуете моего человека.

— Вы себе льстите, синьор Виньеро.

Очко в ее пользу.

— Очень хорошо, кому-нибудь другому на корабле?

Она покачала головой.

— Значит, это не человек на корабле. Но кто-то другой. Вы хотите кому-то причинить боль. Но кому?

— Моему отцу.

— Вашему отцу?

— Конечно. И этому глупому крестьянину, за которого мне предстоит выйти замуж. Синьор Виньеро, вы простак.

— Но я не понимаю. Как ваш легкий флирт здесь, на корабле, может затронуть кого-то, кого здесь даже нет и кто не может всего этого видеть?

— Очень просто. — Она облокотилась на стол с очень самоуверенным видом, который подсказал мне, что она собирается нанести сокрушающий удар и выиграть эту игру своими последними словами: — Я надеюсь, что у меня от Пьеро будет ребенок. Вот будет смех, когда я представлю моему мужу наследника — маленького негритенка.

София начала смеяться над шуткой и над ее несомненным эффектом, который она произвела на слушателя за дверью. Но она сразу же прекратила свой смех, когда я присоединился к ее веселью. Я же хохотал, пока слезы не полились по моим щекам. Девушка сидела и смотрела на меня, сжав кулаки от злости, что, в конце концов, и остановило мой смех. О Боже, она была прекрасна с этой смесью презрения, ярости и замешательства в ее глазах! Хотя в тот момент я был уверен, что выиграл наше маленькое противостояние, я чувствовал, что на меня надвигается какая-то опасность. К счастью, я все еще был в хорошем настроении.

— Подойдите сюда, донна. Я хочу показать вам кое-что.

С круглого столика рядом с моей кроватью я взял чистый лист бумаги, окунул мое перо в чернила и написал: « Донна, вы можете прочитать это?»

Подмигнув на дверь, которая скрывала нашу переписку, она выхватила мое перо и написала: «Да».

В каюте стояла гробовая тишина, за исключением скрипа моего пера, когда я выводил: « Донна, вы не можете забеременеть от слуги моего дяди, он евнух».

— Что это значит? — удивленно спросила она.

Я еле сдерживался, чтобы не рассмеяться, но заменил свой смех улыбкой над ее невинностью.

« Евнух, — написал я, — похож на кастрата, который пел в субботу ночью у Фоскари. Или вы были слишком заняты побегом с Андре Барбариджо, чтобы заметить его выступление? Евнух — это мужчина, у которого отрезали его мужское достоинство, чтобы сделать его импотентом. Среди турок, где мой дядя покупал его, это в порядке вещей. Это делается, чтобы иметь рабов, которым можно доверить своих женщин, рабов в Турции…»

Я перестал писать, потому что больше и не требовалось. Это была чистая ложь. Мне было жаль, что мне пришлось клеветать на Пьеро дважды за такое короткое время, первый раз назвав его простаком и второй раз кастратом. Огромный здоровый евнух, такой, как наш Пьеро — если операция не убьет его, — стоил бы слишком дорого для столь бедных моряков, как мы. Слава Богу, он был полон мужской силы, как и любой из нас.

Впрочем, мой блеф, вдохновленный воспоминанием колких, абсурдных замечаний нашей последней встречи, сработал. Если я, глупый первый помощник на небольшой галере, направляющейся на Корфу, знал о ее неудавшейся попытке побега на свободу, как далеко эти слухи могли быть распространены в венецианском обществе? Молодая девушка униженно сжалась на своем стуле.

Я мягко улыбнулся, но она отвела свои глаза.

— Идите теперь, — сказал я, немного жалея, что она так расстроена. — Допейте свое вино, перед тем как уйдете. Это поможет вам не умереть от разрыва сердца.

Со злостью она опрокинула свой бокал и вышла из каюты. Она не ответила на расспросы своей тетушки, о чем же я говорил ей, а быстро прошла по палубе к своей каюте.

Я закрыл за ней дверь, сел и допил вино, потрясенный своими мыслями по поводу моего трактата о бесполых людях. « Да», — написала она мне в ответ, — « Si», и заглавная буква « С» была той же, что и в записке, начинающейся со слов « Моя любовь», которую я прятал в своем камзоле. Я свернул сегодняшнюю записку и спрятал туда же.

* * *