София - венецианская заложница

Теперь, моя дорогая, ты понимаешь меня? Через три дня мы будем праздновать Ид ал-Адху, праздник в честь паломников из святого города Мекки. Мой сын согласился поделить жертвоприношения со мной, выполнить эту мирскую обязанность. И в этот святой день я хочу преподнести ему тебя. Скажи мне, что ты думаешь об этом? Ты сможешь сделать то, о чем я прошу тебя?

— Да! — ответила Сафи с твердой уверенностью, совершенно забыв, что, говоря о будущих событиях, надо сказать «если Аллах пожелает этого».

Произнеся свое последнее слово, она плотно сомкнула губы. Так обычно делают новобранцы, которым приказывают идти в опасный и ответственный бой. Она знала, что если ей будет сопутствовать успех, ей обеспечена слава. Но если ее постигнет неудача, только смерть может избавить ее от позора. Она подумала об Азизе и Белквис, девушках, которых больше никогда не позовут к их господину Селиму хотя они были обликом прекрасны. Однажды получив отказ от Мурата, в их жизни никогда больше не появится лучик надежды на устроенное будущее.

Две женщины продолжали прогулку по саду, держась за руки, разговаривая и строя планы, пока тени не стали длинными и не настала пора вернуться.

Перед тем как вернуться в дом и присоединиться к остальным девушкам, Сафи спросила:

— Госпожа, есть одна вещь, о которой я должна спросить вас, прежде чем я пойду к вашему сыну.

— Да, моя дорогая, что ты хотела узнать? Ты знаешь, я могу дать тебе все, что тебе понадобится: одежду, драгоценности…

— Нет, меня интересует другое. У вас же есть средства, благодаря которым я могла бы не забеременеть, не правда ли?

— Да, я знаю несколько секретов. Но…

— Пожалуйста, госпожа, откройте мне их, прежде чем я пойду к вашему сыну.

— Что? Что это за разговоры? — воскликнула Нур Бану, убирая в гневе свою руку с талии Сафи. — Ты что, такая же извращенная, как и он, что не желаешь иметь детей? Что же ты за женщина, что так мало заботишься о своем будущем и отвергаешь такой шанс родить сына?

— Госпожа, простите меня, — сказала Сафи. — Я бы очень хотела иметь сына и подарить вам внука, если Аллах будет милостив, я могу только молиться о том. Но ведь первое, что нам надо сделать, это избавить Мурата от опиумной зависимости. Кто может сказать, сколько времени это займет? Я уверена, что не могу доверять ни Аллаху, ни чарам, которые он может дать мне в течение месяца или двух, прежде чем я забеременею, что я одержу победу. Потом, если я стану толстой и некрасивой, у меня не будет никакой надежды избавить вашего сына от зависимости, и мы можем потерять его. До вашего ухода, моя госпожа, дайте мне какие-нибудь средства, которые я смогла бы использовать до моей победы.

Нур Бану недоверчиво покачала головой. Она была женщиной, которая редко благодарила за хорошие идеи, если они не были ее собственными. Но Сафи знала, что женщина все же оценит всю мудрость этого плана, и тогда она получит то, что ей надо.

* * *

Когда они расстались у выхода из сада, старшая женщина стояла и наблюдала, как молодая девушка уходит, высокая, грациозная. Казалось, что она не идет, а танцует.

«Да, — поздравила она себя. — Я сделала правильный выбор. Очень правильный».

Но внутренний голос продолжил: «Возможно, слишком правильный?»

XXXI

Сафи проснулась поздно утром. Гарем лег спать поздно, и она смогла насладиться приятным сном, но даже во сне она помнила, что наступает знаменательный день. Сегодняшний вечер ознаменует великий праздник, Ид ал-Адху.

«Для меня он будет вторым рождением», — прошептала она себе. Она пошевелилась и обнаружила, что вся покрыта лепестками роз. Она вспомнила, какой ароматно-приятной прохладой они одарили обнаженное тело, когда ее в первый раз укрыли ими. С вечера лепестки были свежими и сочными, но тепло ее тела иссушило их, и теперь при каждом движении их дурманящий аромат впитывался в ее кожу.

Она приподняла руки к глазам, чтобы прогнать остатки сна, но обнаружила свои руки завернутыми в белый и желтый шелк. Тогда Сафи вспомнила, что не должна ничего делать руками.

Предыдущий вечер предстал перед ней во всех деталях. Ее сознание проснулось, освободившись от ночных фантазий. Снова она увидела, как огромные медные лампы-фонари излучают свой золотой свет на весь гарем. Несколько женщин сидят колено к колену на диванах и коврах на полу; свет освещает каждую капельку пота в изгибах тела. Посередине Нур Бану раскладывает шелковое одеяло, полное старых высушенных листьев, которые она называет хной. Сафи слышала это название и прежде в Венеции. Обычно его употребляли в рассказах о женщинах, стареющих и начинающих седеть, которые вдруг появлялись в обществе с роскошными волосами рыжего цвета. Здесь, в Турции, она видела, как женщины помещают пальцы в сосуд с хной после ванны, чтобы укрепить ногти и окрасить кончики пальцев в цвет переспелых персиков.

Сейчас Нур Бану разбавила эти листья свежей розовой водой до образования пасты. Когда она сделала это, паста имела неприятный темно-зелено-серый цвет и запах, как из конюшен.