Софокл в клубе

— Да ну тебя! — отмахнулась Ольга.

Анна толкнула Вильяма локтем, и он замолчал.

— Уж и пошутить нельзя! — пробормотал он.

— Ты прав, он бы наверняка обрадовался, — поддержал его Виктор, — ведь Софокл ценил признание, как и каждый…

— Вот видишь, — сказал Вильям Анне, — почестями никто не брезгует, даже я.

— За почестями он, возможно, и не гонялся, — продолжал Виктор громче, — но признание сопровождало его повсюду. Из ста тридцати трагедий, которые он написал, ни одна не провалилась, а за двадцать из них по меньшей мере он получил первые премии на афинских драматических состязаниях…

— Эх, мне бы так! — вздохнул Вильям.

— Отчего бы тебе не написать драму? — поддела его Анна.

— Вот чудачка! — удивился Вильям. — Да мне и письма-то не сочинить, не то что… еще чего… Вот Виктор — он может…

— И я не могу, — сказал Виктор.

— Ну вот, видишь, не один я такой, — балагурил Вильям. — А ты? Отчего бы тебе не попробовать, Анна?

— Отстань, — отмахнулась Анна.

— Благодарю за поддержку, браток, — поблагодарил Вильям Виктора.

— Не стоит, — ответил Виктор. — Давайте лучше выпьем, а то что-то в горле пересохло. — Виктор отпил из бокала и снова обратился к Ольге. — Ты сказала, что вы хотите заставить людей плакать, но не сказала, зачем…

Ольга задумчиво передвигала бокал по скатерти. Она готова была уже что-то ответить, но так и не выговорила ни слова.

Анна с напряжением следила за ней и, так как Ольга все молчала, заговорила сама.

— Когда люди смеются, — произнесла Анна, — у них нет ни времени, ни потребности подумать о себе, о своих поступках.

Это возможно лишь тогда, когда люди плачут… А мы хотели, чтобы те, кто увидит «Антигону», задумались бы над собой…

— Ты прекрасно сказала, — серьезно отозвался Виктор.

— Теперь таких трагедий, как у Софокла, не бывает, — заметил Владимир, — мне они вообще кажутся вымышленными.

— Ты так думаешь? — удивилась Анна.

— Ну, по крайней мере, у меня, например, нет никакого повода кого-нибудь убивать, — ответил Владимир, — и я надеюсь, что и меня никто не хочет убивать. Так какая же трагедия может быть в моей жизни?

— Значит, ты счастливый человек, — засмеялась Берта.

— А разве ты хочешь кого-нибудь убить? — спросил у нее Владимир.

— Ну что ты! — покраснела Берта. — Я тоже счастливый человек.

— Если бы все люди были, как мы с тобой, — проговорил Владимир, касаясь ее руки, — с лица земли исчезли бы все трагедии… Разве я не прав?

— К сожалению, все в мире не так, — грустно отозвалась Анна, — и вряд ли когда будет иначе.

— Не будет! — крикнул Вильям. — Вот, ей-богу, не будет, уж поверьте мне! Я-то знаю людей! Только зазевайся — и тебя в ложке воды утопят! А ваш Софокл и сам был порядочный головорез, если писал об одних убийствах! Это же сплошная подлость…

— Ну, ты скажешь, Вильям, — огорченно прервала его Ольга.

— А что я такого сказал? — удивился Вильям.

— А тебе не приходило в голову, что Софокл писал об убийствах для того, чтобы вообще отучить людей убивать? — серьезно спросила Ольга.

— Что ты его защищаешь, — горячился Вильям. — Ты что, знала его лично? И потом, что он был за птица? Кто из вас знал его?

— Вот псих! — рассердилась Ольга.

— Уж я и псих теперь! — не унимался Вильям. — Ну, пускай я псих, а ты умница, но ты ведь даже не знаешь, что это был за человек и скольких людей он прирезал самолично! — накинулся теперь он на Виктора. — А еще представляешься знатоком его жизни и творчества!

Виктор засмеялся, к нему присоединилась и Анна. Удивленный, Вильям сел, безнадежно махнул рукой и залпом допил свой бокал. Виктор наполнил ему бокал снова, чокнулся с ним, но, выпив, внезапно нахмурился. За столом неожиданно возникла короткая тишина, и все как-то нахохлились.

— Сохранившиеся сведения о Софокле, — нарушил тишину Виктор, — говорят нам о нем как о человеке открытом и искреннем. Он любил жизнь, веселье и радовался почету, которым окружали его сограждане-афиняне. Кроме театральных заслуг, он имел множество общественных наград, потому что любил свою родину и сохранил верность Афинам до самой смерти. — Виктор отпил из бокала. — Но не только это важно, — продолжал он. — Самое главное… Прости, я вовсе не хочу никого поучать, — обратился он к Вильяму, — но это серьезно. Так вот, самое главное — это понять, что, если Софокл писал о человеческих трагедиях, это еще не означает, что он сам имел отношение к ним и был их участником, и уж, во всяком случае, не означает, что он вообще желал крови. Это же не руководство к убийствам, не инструкция! — Виктор не мог сдержаться и теперь почти кричал. — Вы же все понимаете как раз наоборот: это должно было бы стать для тебя, если ты порядочный человек, и для каждого из нас предостережением, предупреждением возможности совершить зло, несправедливость. Трагедии Софокла написаны с той целью, чтобы люди не обижали других людей, чтобы они научились воспитывать самих себя, стали бы человечнее… Это, разумеется, относится и ко мне, — уже спокойнее закончил он. — В конце концов, об этом же говорили недавно и Анна, и Ольга.