/Soft/Total/ Антиутопия великого западного пути

29

Маша приезжала по выходным; их встречи не отличались особым разнообразием. Торопливые ласки, секс, короткие прогулки, отрывочные разговоры. За пределы зоны никто не выходил — зима уже вступила в свои права, и люк № 15 был погребен под снегом. Иногда они уединялись в старом заброшенном бункере, найденном КуДзу в одной из его долгих прогулок. Маша рассказывала о проблемах города, о невротической эпидемии; судя по всему, ситуация накалялась и грозила взрывом. ПалСаныч старался ее отвлечь, но это плохо ему удавалось; с каждым разом Маша становилась все более неулыбчивой и отрешенной. Иногда она пропускала выходные, но всегда звонила, чтобы предупредить. А в конце марта она просто исчезла; телефон, как обычно, не отвечал. ПалСаныч не находил себе места — но что он мог сделать? Маша не первый раз вот так внезапно выпадала из его жизни; и нельзя было предсказать, когда она вновь объявится и объявится ли вообще.

Как-то после ужина ПалСаныч подошел к Кодеру.

— Я хотел спросить… Ты же читал «Общество без насилия»? И как тебе?

Кодер чуть заметно поморщился.

— Просмотрел. Не понравилось. Все очень скомкано, примитивно и упрощенно. И очень похоже на ложь — даже там, где общая тенденция угадана верно. Ну и подтасовок немало, особенно в историческом обзоре. Пиратские партии там упомянуты вскользь, а о викиликсе вообще ни слова.

— Что такое викиликс? — не понял ПалСаныч.

— И ты не знаешь? — удивился Кодер. — Ладно, проехали. Короче, этот опус — типичная комитетская стряпня. По форме чуть ли не критиканство, а по сути весьма тенденциозная вещь.

ПалСанычу нечего было возразить; его напрочь сразил этот неведомый викиликс. Который, судя по всему, сыграл важную роль в социальной истории. И о котором он, завкаф социстории, сегодня впервые услышал. Кодер продолжал:

— А в конце твоя барышня и вовсе завирается — про обвал экономики и мегакризис. Какая у них экономика? Перекладывание бессмысленных бумажек в офисах и бесконечное пережевывание очевидного в универах. Да еще сфера услуг — парикмахеры, косметологи, визажисты. Это не экономика, это имитация экономики. Все реальное производство уже давно здесь, в аду. И ему ничего не грозит, насколько я знаю. Администрация боится совсем другого. Паники, социальных потрясений. Реальных изменений. А у твоей Маши получился какой-то роман ужасов — прощай, человечество, конец света на пороге.

— Но в городе уже паника! — перебил его ПалСаныч.

— Ничего, переживут, — небрежно бросил Кодер, — им это даже полезно.

ПалСаныч не ответил. Он молча сидел, собираясь с мыслями. Хотелось найти чеканную формулировку, но в голову, как назло, ничего не приходило. Наконец он решился просто выплеснуть из себя то, что зрело в нем последние дни.

— Кодер, ты мог бы взломать кармохранилище?

— Зачем?

— Ты притворяешься или действительно не понимаешь?! — ПалСаныч повысил голос. — В городе сейчас совсем плохо, люди слетают с катушек…

— Они не люди, — спокойно возразил Кодер. — Это мы — люди, мы — человечество. Ад. А кодексопослушные моралы уже давно не люди. Они марионетки, механические паразиты, ни на что не годные.

— Ты это серьезно?!!

— Более чем. Человек — это индивидуальность. Тайна, закрытая от всех. Суверенность. А они сами добровольно отказались от своей индивидуальности. В них уже нет никаких тайных глубин — сеть высосала их досуха, до последнего грязного секрета. В них не осталось ничего человеческого.

— Ты не можешь обвинять их в том, что они поменяли приватность на безопасность! — ПалСаныч с трудом сдерживал себя, чтобы не сорваться на крик. — Время было смутное, а у них дети… Что ты вообще в этом понимаешь?!

— При чем тут безопасность, — усмехнулся Кодер. — Ты больше верь своей Маше. Террор, смутное время — это все выдумки Комитета. На самом деле моралы без колебаний променяли конфиденциальность на удобство. Всего лишь на удобство. И продолжают менять каждый день. Если бы вообще никогда не было никакой угрозы — они все равно так же радостно побежали бы продавать свою свободу. Потому что на хрен она им не нужна, и никогда не была нужна. А вот без удобств они уже не могут.

— Да, они слабые. И они на самом деле многое потеряли, — от волнения ПалСаныч с трудом подбирал слова. — Но они… Они, по крайней мере, не считают, что мы хуже их…

Кодер хмыкнул, коротко и выразительно.

— Что они вообще о нас знают? Они думают, что мы наказаны за нарушение Кодекса. Как будто мы его принимали и чтили, а потом вдруг нарушили и вот несем наказание. Но все совсем не так. Мы с самого начала отвергли этот Кодекс и никогда не подчинялись ему. Каждый из нас в одиночку сделал этот выбор. Понимаешь? Один на один с системой. Но моралисты — бессильное стадо, они уже ни на что не способны в одиночку. Если их не устраивает собственная жизнь — пусть меняют свой гребаный Кодекс. Сейчас их действительно приперло — и у них наконец появился шанс. А ты хочешь его отнять. Котел уже кипит и готов взорваться, а ты ищешь предохранительный клапан, чтобы сбросить пар.