– Смею полагать, наш уговор остаётся в силе: мне таракан – вам деньги? Вот они, на тумбочке лежат…
– Ну, разумеется!
– Ладно, – парень вздохнул. – В самом деле, вы должны знать, что за насекомое мне отдали. Красный таракан вырабатывает особое вещество, которое активизирует самоудержанье человека.
– Мне не нравится это слово…
– Ну, мало ли что нам не нравится! – по лицу парня пробежала смутная улыбка. – Нам не нравится, например, что человеческая мораль выросла из первичной животной морали. До того не нравится, что мы порой напрочь отвергаем в себе животное начало, как будто состоим не из тех же мяса и костей, что и горилла какая-нибудь или волк, или, извините, осёл… И почему-то пытаемся забыть про симпато-адреналовую систему организма, и стыдливо умалчиваем о гормонах, которые вырабатывают злобу, агрессию, насилие. Мы знаем, что всё это – гадко, мерзко, нехорошо, и потому пытаемся сдерживать себя, контролировать свои эмоции. Иначе говоря, самоудерживаем себя! Но не каждому нравится водить самого себя на поводке, и многие с удовольствием влезут в ошейник и согласятся на то, чтобы их вели куда надо, лишь бы самим ни о чём не думать. И тут как нельзя кстати подходит красный таракан: в его испражненьях содержится вещество, контролирующее поведенье человека…
– Фу! Какие гадкие фантазии!
– Испражненья красного таракана ничем не хуже кала горной мыши, которое известно в медицине как мумиё, – невозмутимо парировал мой собеседник. – Выделения обычного прусака, конечно, вредны: вызывают аллергию, приступы астмы и так далее. Другое дело – красный таракан, этот князь среди князей! За 350 миллионов лет борьбы тараканьего племени за место под солнцем выделился особый вид, который местом своего обитания выбрал мозг человека. Надо ли вам объяснять, что пережив всех динозавров, тараканы вообще приспособились к самым невероятным условиям? Им нипочем даже ядерный взрыв, они могут сидеть на любой «диете» – будь то крошки со стола, зубная паста или клей «Момент». Но и этого им мало! Несколько тысяч лет назад, когда человек начал своё восхожденье к вершинам эволюции, произошла фантастическая, невероятная мутация тараканов: возник особый вид, известный немногим специалистам, как пурпурный таракан-рекс. В отличии от своих собратьев он живет несколько десятков лет, но плохо размножается. Если обычная самка прусака за один только год способна породить тридцать пять тысяч «деток», то таракан-рекс откладывает одно яйцо раз в десять лет, и при этом нет гарантии, что через сорок лет из него появится новый тараканчик. И если даже он родится живым, то ему ещё надо найти подходящего человека: какой попало мозг ему для проживанья не годится – лишь тот, который отличается нестандартностью…
Я слушал его, мысленно прокручивая в памяти всё, что знал о психических расстройствах (эх, оказывается, мало интересовался психиатрией!), и больше всего меня смущало то, что на «дурика» он никак не смахивал. Ну, хоть бы на мгновенье в его глазах полыхнул огонь безумия! Или бы стал, к примеру, заговариваться, хохотать без причины, размахивать руками и, возбуждаясь, брызгать слюной… Ничего этого и в помине не было. Напротив, он производил впечатление вполне партикулярного, хорошо воспитанного молодого человека, и его рассказ о красном таракане, как ни странно, выглядел если и не вполне правдоподобно, то и на фантазию маниакального больного мало походил. Много такого есть на свете, что напоминает сказку, но, тем не менее, – истинная правда.
И всё-таки я попробовал его «срезать» :
– Почему вы так уверены, что та букашка, за которой вы охотитесь, – это настоящий красный таракан? И вообще, откуда вы узнали, что искать его следует в моей квартире? У меня тут вроде не тараканник, и никаких объявлений об экзотическом прусаке я не давал…
Парень с видом невольного мученика полез во внутренний карман пиджака и, нарочито грубо состроив недовольную гримасу, вытащил белый плотный конверт.
– Вот, – хмыкнул он. – Тут лежит фотография, которая расскажет вам больше, чем я…
Я взял конверт, открыл его и достал фотографию, отпечатанную на плотной бумаге. Её края были обтрепаны, изображение покрывала легкая желтизна, а на обороте проступали кляксы бурых пятен.
С фотографии на меня смотрела молодая женщина. Ясным, целеустремленным взглядом она походила на «Портрет делегатки» – не помню, что за художник написал эту картину, но, думаю, вы её тоже видели. Короткая, аскетично-незамысловатая прическа, ни малейшего намека на макияж, осовиахимовская подтянутость: скорее всего, эта девушка любила ходить на лыжах, а может быть, даже и с парашютом прыгала – тогда мода такая была: активистки, спортсменки, отличницы боролись со всякими чисто женскими слабостями, чтобы считаться как бы «своими парнями».
Эта женщина держала на руках ребенка, упакованного в простую белую пеленку. Видимо, это была девочка, поскольку на голове малыша красовался чепчик, украшенный тесьмой и розовыми кружевами.