Соглядатай

От него взгляд Матиаса стал скользить влево вдоль всей площади: садик перед мэрией, дорога к большому маяку, стена ограды с обветшалой черепицей, узкая улица и задворки первых домов, которые другой своей стороной были обращены к порту, щипец крыши углового дома, тень которого лежала на мостовой, средняя часть мола, возвышающаяся в лучах света над четырехугольником сверкающей воды, монумент павшим, пароходик у причального спуска, обозначенного светлой черточкой, дальняя оконечность пристани и маяк на ней, море, уходящее за горизонт.

На кубическом постаменте памятника, даже на южной его стороне, не было никакой надписи. Матиас вспомнил, что не купил сигарет. Он купит их, когда вернется сюда опять. В помещении табачной лавки среди рекламы аперитивов висел плакат, распространяемый по всей провинции профсоюзом часовщиков, продающих свою продукцию в розницу: «Покупайте часы у часовщика». Ни одного часовщика на острове не было. Ругать здешние места и жителей было со стороны хозяина табачной лавки явным предубеждением. Должно быть, его восклицание в адрес женщины с черной лентой представляло собой некую антифразу – начало любимой присказки, только без продолжения:

– Ничего себе девочка, да?

– Ну, для такой девочки… Прямо пышечка!

– Э, да вы не привередливы! В здешних местах, где живут одни пьяницы, бабы все ужасные.

И все же пессимистические прогнозы этого человека («В этом захудалом поселке вы не продадите ни пары») были недобрым предзнаменованием. Хотя объективно Матиас не придавал им никакого значения – он не считал, что автором прогнозов двигало реальное знание рынка или какой-то провидческий дар, – но было бы лучше, если бы прогнозов этих не было вовсе. К тому же он все еще немного досадовал на себя за то, что решил начать с поселка, в то время как по заранее намеченной программе он, напротив, должен был им закончить – если после посещения деревни останется время до отплытия парохода. От этого его уверенность в себе – тщательно лелеемая и все же такая хрупкая – оказалась слегка поколебленной. В этом потрясении – в этом искупительном очищении – он еще пытался видеть некий залог успеха, на деле же он чувствовал, как все его предприятие вот-вот рухнет.

Итак, вначале он посвятит три четверти часа обходу этих унылых домов, где, как он был уверен, его ждали одни неудачи. Когда наконец он отправится в путь на велосипеде, будет уже больше одиннадцати часов. С одиннадцати до четырех пятнадцати останется всего пять часов с четвертью – триста пятнадцать минут. С другой стороны, на каждую сделку следовало считать не по четыре минуты, а по крайней мере по десять. При максимальном использовании этих трехсот пятнадцати минут ему удастся продать всего тридцать одну с половиной пару часов. Но, к сожалению, сам этот результат тоже был ошибочным: сперва надо было вычесть довольно значительное время, которое уйдет на перемещения, а главное – время, потраченное на тех, кто ничего не купит, – а таких, несомненно, гораздо больше. По самым радужным подсчетам (в соответствии с которыми ему удавалось продать восемьдесят девять пар часов), из двух тысяч жителей тысяча девятьсот одиннадцать так или иначе откажутся от покупки; если считать по минуте на человека, это будет тысяча девятьсот одиннадцать минут, то есть – делим на шестьдесят – больше тридцати часов только на тех, кто откажется. А у него времени было в пять раз меньше! Одна пятая минуты – двенадцать секунд – по двенадцать секунд на каждый отрицательный ответ. Лучше уж прямо сейчас все бросить, раз нет времени даже на то, чтобы выслушать все эти отказы.

Перед ним, вдоль набережной, выстроился ряд фасадов; путь мимо них снова вел его к молу. В косых лучах света они казались совершенно безликими, не давая взгляду за что-нибудь зацепиться. Штукатурка на них была настолько изъедена плесенью, что было трудно определить возраст – хотя бы век – их постройки. В облике поселка почти не осталось следов былого значения острова – значения, правда, сугубо военного, однако позволившего ему когда-то, в прошлые века, превратиться в небольшой процветающий порт. После того как военный флот оставил базу, которая не могла уже устоять против современного оружия, городок, пришедший в упадок, был окончательно разорен во время одного из пожаров. Менее зажиточные дома, построенные на его месте, по своим масштабам никак не соответствовали ни огромной величине мола, который защищал теперь лишь два десятка маленьких яхт и несколько рыбацких суденышек с небольшим водоизмещением, ни по-прежнему внушительным размерам форта, мощная стена которого ограничивала поселок с другой стороны. Теперь это был весьма скромный рыбацкий порт с замкнутой и ограниченной территорией. Крабов и рыбу отвозили на континент, где день ото дня за них выручали все меньше денег. Крабы-«пауки» – фирменный товар острова – продавались особенно плохо.