Согрешить с негодяем

– Трудно выразиться точнее. Страшно подумать. Быть прикованным к единственной постели. Подохнуть можно от скуки.

– Вы безнадежны, – вздохнула Кьяра. – Неужели не о чем больше думать, кроме как об удовлетворении своей похоти?

– Конечно. Я ведь распутный, распущенный сибарит, и горжусь этим.

Она какое-то время разглядывала его, а потом спросила:

– Почему?

– Разве у всего есть своя причина, леди Шеффилд?

– Мне всегда так казалось.

– Вероятно, вы слишком много думаете. А вы научитесь просто чувствовать. – Резким движением он убрал завиток волос с ее щеки. – Вы когда-нибудь распускали волосы, чтобы насладиться тем, как они стекают по шее и падают на плечи?

Кьяра онемела.

Он сверкнул насмешливой улыбкой.

– Что касается меня, то я люблю, когда дорогой бренди огнем жжет мне язык. Когда звучный аромат какой-нибудь экзотической парфюмерии ласкает мне ноздри. А еще я люблю чувственные прикосновения к моей коже тончайшей ткани, или легкого, как шепот, дыхания, или бархатистой женской плоти.

Кьяра густо покраснела.

– Я думаю, нам пора домой, сэр.

Внутренний голос посоветовал ему остановиться, но Лукас пренебрег им. Он знал, к чему ведет.

– Вы увидите, какое удовольствие можно получить, если время от времени ходить вообще без корсета.

Кьяра отшатнулась, словно обжегшись.

– Спокойнее, спокойнее, милая. – Ухмылка стала еще шире. – Я ведь не угрожаю вам. А то люди могут бог весть что подумать.

По глазам было видно, как она разозлилась, но все-таки продолжала держать себя в руках.

– Тогда, пожалуйста, держите при себе ваши непристойные замечания, лорд Хэдли.

– Существует огромная разница между непристойными замечаниями и легкой насмешкой, леди Шеффилд. Объяснить, в чем она заключается?

Кьяра покачала головой.

Лукас предложил ей руку. Зачем нужно было портить впечатление от вечера? – удивился он себе. Все шло так гладко. Однако один ее вопрос, и он почувствовал себя задетым за живое.

До недавнего времени Лукас не задумывался над тем, как живет. Живет как живется. Кутить в обществе бездельников типа Фарнема, Грили и Инголлза было весело. Было весело состязаться с ними в разного рода непотребствах.

Каждый за себя.

И что в этом плохого?

– Хэдли!

У подножия лестницы Лукас обратил внимание на группку гостей.

– В следующую среду мы устраиваем прием в честь дня рождения Эштона. Пообещайте, что придете. – Виконтесса Эштон была известна благодаря элегантной роскоши своих вечеров. Попасть туда было делом чрезвычайно трудным. После короткого колебания она добавила: – Вы тоже, леди Шеффилд.

Изумившись, Кьяра не нашлась что ответить.

– Мы с удовольствием придем, – ответил Лукас.

– Прекрасно. Я рассчитываю на вас. – С нескрываемым интересом виконтесса оглядела их, а потом вернулась к своим друзьям.

– Когда это вы успели стать таким уважаемым господином? – пробормотал один из джентльменов, стоявших возле гардероба, когда Лукас проходил мимо. – В следующий раз мы услышим, что вы, оказывается, ходите в церковь по воскресеньям.

– Боже правый, представьте себе Хэдли, шествующего по центральному проходу церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер, – съязвил другой, имея в виду самое модное место в Лондоне для устройства светских свадеб.

Не обращая внимания на их смешки, Лукас махнул лакею, чтобы тот подал Кьяре накидку, и повел ее к выстроившимся в ряд каретам.

Кьяра перевела дыхание и не сказала ни слова, пока они шли до угла.

Лукас тоже хранил молчание. Если она разозлилась, то пусть идет к черту, мысленно вознегодовал он. Как она смеет подвергать сомнению или критиковать его образ жизни? У дамочки не должно быть никаких претензий по поводу сегодняшнего вечера. Это он все организовал. Она должна по крайней мере поблагодарить его, а не ставить ему в пример его друзей.

Распахнув дверцу экипажа, Лукас подсадил ее внутрь. В замкнутом пространстве сдержанное недовольство Кьяры стало более явным. Лакированные стенки кареты все теснее надвигались на него с каждым оборотом колес.

Как он ненавидел это ощущение несвободы, словно его связали по рукам и ногам!

– Если вы что-то задумали, сэр, я предпочту, чтобы вы высказались, а не таили это в себе, – произнесла Кьяра.

Не желая сознаваться в собственной слабости, Лукас, чтобы не выдавать внутренней борьбы, решил пойти в наступление. В конце концов, напомнил он себе, с его репутацией повесы и развратника все только и ждут он него, чтобы он потакал своим слабостям.

Значит, так тому и быть.

– Неужели? – ехидно улыбнулся он. – Я в этом сомневаюсь.

Кьяра поморщилась, что только подстегнуло его.

– Опять же решайте за себя. – Он подобрал ноги, и их бедра соприкоснулись. – Я ведь предупреждал вас, что из-за моих порочных привычек меня частенько посещают… неприличные мысли. Мне продолжать?

– Безнравственный человек!

– Разве я совершил что-то безнравственное?

Кьяра изумленно на него посмотрела.

– Но подождите немного – и увидите, на что я способен.

Кьяра попыталась отодвинуться, но он вцепился в складки ее подола.

– Отпустите меня, сэр, – прошептала она.

Он хмыкнул.