«В период первого издания этого сочинения я был еще под влиянием возражений немецких психиатров против системы но-рестрент; в душе я сочувствовал реформе, но был не в силах опровергнуть доводы, приводимые против нее. С тех пор опыт взял на себя это опровержение от одного конца Англии до другого; я сам видел применение этой системы в нескольких больших английских заведениях и убедился окончательно. Правда, мне случилось видеть окровавленный нос в одном из домов, заключавшем в себе до 1000 больных, и слышать звон выбитого стекла; но то же самое встречается, как всякий знает, и в местах, где горячечная рубашка и горячечное кресло принадлежит к ежедневному лечению больных… В Генуэлле, при населении, выросшем мало-помалу до 1000 человек, в течение 21 года не было ни одной связанной руки или ноги ни днем, ни ночью. Кольней-Гэтш, громадное заведение с 1200 больных, открыто в 1849 г. и до сих пор в нем не понадобилось еще понудительных средств. Бедлам и госпиталь св. Луки, принимающие преимущественно острые случаи, ввели у себя уже давно систему но-рестрент, и она стала истинным благословением для этих столь печальных прежде домов. Ни одному заведению, принявшему новую систему, не пришлось вернуться к прежнему способу лечения и понудительным средствам. Нельзя также говорить, что в системе но-рестрент заключение в изолятор есть «то же насилие», заменившее горячечную рубашку. Из 5000–6000 больных в разных английских домах для умалишенных Морель нашел не более трех в изоляторах, и те оставались там весьма короткое время. Пусть сравнят эту цифру с числом заключенных по камерам в других континентальных заведениях, где от долгого сиденья больные успели даже полюбить свою келью; пусть сравнят далее число одетых в горячечную рубашку и затем уже пусть смотрят на систему но-рестрент свысока, как на пустую мечту. Также неосновательны, конечно, уверения, что эта система скорее годна для англичан, привыкших подчиняться законному порядку, чем для сумасшедших на континенте. До Конолли и в Англии были убеждены, что с сумасшедшими нельзя обойтись без самых энергических понудительных мер. До 1843 г. в Бедламе и в госпитале св. Луки привязывали больных целыми рядами к стене вследствие их мнимой неукротимости. Наконец, пора перестать уверять, что употребление понудительных средств полезно, но злоупотребление ими заслуживает порицания. Кто может сказать, где в насильственных мерах начинается злоупотребление? Кажется, оно просто неизбежно в этих случаях. Весьма опытный психиатр (Конолли) сказал: „насилие равнозначно небрежности“».
Эти страницы возбудили в Германии большую полемику. За Гризингером пошла психиатрическая молодежь, между тем как старшее поколение в большинстве было против. Энергичным защитником традиций выступил Лэр. Тиггес доказывал терапевтическое значение «камзола». Многие упрекали сторонников но-рестрента в том, что они в изобилии отравляют своих больных наркотиками. Нейман по этому поводу говорил: «один связывает руки и ноги, а другой связывает мозг и ножки мозга. Но почему первый скверный врач и человек, а второй прекрасный врач и человек — этого я не понимаю». Некоторые приверженцы но-рестрента приняли этот вызов и немедленно отказались от наркотизации: выяснилось, что можно очень хорошо обходиться и без этого. Так, Причард Дэвис и своем заведении на 1200 больных отменил все наркотические и нашел, что дело у него пошло лучше.
Наконец, на съезде германских психиатров в 1879 г. в Берлине произошло открытое состязание сторон. За принципиальную допустимость связывания высказались Лэр, Гассе, Мюллер, Нассе, Эдель (в этой группе совершенно неожиданно оказался также Брозиус, слегка отступивший от идеи абсолютного нестеснения). Гризингер в то время уже умер, и во главе друзей но-рестрента стоял Вестфаль. Споры не привели ни к какому окончательному решению. Выбранная съездом комиссия санкционировала допущение смирительной рубашки в некоторых исключительных случаях. Это все же был большой шаг вперед, и в ближайшие годы учение Конолли в Германии стало быстро прививаться в практике психиатрических учреждений. Горячечные рубашки одна за другой исключались из инвентаря за ветхостью, более новые попадали в музей.
В Швейцарии вопрос о но-рестренте был разрешен в положительном смысле еще в 1868 г. На съезде швейцарских психиатров в Рейнау, после доклада Крамера, вынесено было единогласное постановление об изгнании из швейцарских больниц всех средств механического стеснения. В Италии, гораздо раньше Конолли, Пьетро Пизани в 1826 г. ввел на свой риск и страх почти совершенно свободный режим в доме умалишенных в Палермо. Но, кажется, это единичное начинание вскоре заглохло. Родина Киаруджи еще долго потом не могла похвалиться благоустройством своих больниц.