Союз еврейских полисменов

– Я знаю, как ей нравились ваши пироги. Фрэнк с ней часто летал?

– Может быть. Но точно не знаю. Не спросила. Сюда они прилетели вместе. Он ее нанял, что ли. Вы это запросто могли бы узнать. С этой вашей карточкой.

Ландсмана охватывают немота и желанная умиротворенность. Чувство обреченности. Как будто он испытал парализующий укус змеи, предпочитающей сожрать добычу живую, но спокойную. Пирожница, дочь пирожников, склоняет голову к стоящему меж ними на скамье подносу, к нетронутому пирогу.

– Обижаете кулинара, начальник.

28

На всех снимках за долгий период их детства Ландсман запечатлен, рукой обнимающий сестру за плечи. На ранних фото ее макушка не достает до его пупка. На последнем – на верхней губе Ландсмана заметен пушок, а разница в росте сократилась до одного, самое большее двух дюймов. При первом взгляде на эти фотографии возникает идиллическое впечатление: заботливый старший брат готов защитить сестренку от всяческих напастей. Просмотрев семь-восемь снимков, замечаешь угрожающий оттенок защитного жеста. После дюжины возникает беспокойство относительно этих братика и сестрички. Прижавшись друг к дружке, прилежно улыбаются в фотокамеру дети, позирующие для снимка объявления об усыновлении.

– Бедные сиротки, – высказалась однажды Наоми, листая старый альбом. Фото удерживались на глянцевом картоне прозрачной пленкой, придававшей им вид вещественных доказательств. – Милые крошки ищут новый дом.

– Разве что Фрейдль еще была жива, – заметил Ландсман, сознавая, что его поправка звучит упреком сестре. Мать их умерла от мгновенно развившейся раковой опухоли, с разбитым сердцем, узнав, что дочь ее бросила колледж.

– Спасибо за справку, – огрызнулась Наоми.

Пересматривая альбом в последний раз, Ландсман не мог избавиться от впечатления, что этот мальчик на снимках удерживает сестру, стараясь не дать ей взлететь и врезаться в гору.

Трудным ребенком была его сестра, значительно более трудным, чем был или старался быть он сам. Разница в возрасте всего в два года, и все. что Ландсман ни делает или утверждает, может подвергаться сомнению и ниспровержению. В детстве сестра была пацанкой, а выросши, блистала мужиковатостью. Когда какой-то пьяный осел спросил, не лесбиянка ли она, Наоми ответила:

– Во всем, кроме секса.

Стремление летать привил ей один из первых ее парней. Ландсман никогда не приставал к сестре с расспросами, чего ради она так пыжилась, добивалась лицензии пилота, зачем вломилась в крутой гомоидиотический мир диких летунов тундры. Его лихая сестрица неуважительно относилась к пустопорожним толкам и размышлениям. Как понимает это Ландсман, крылья летящего самолета постоянно пребывают в состоянии борьбы с воздухом, в котором находятся: взрезают, взбивают, взвихряют его, изгибают и искажают его потоки. Пробивают себе путь, как лосось сквозь течение, к истокам которого стремится за смертью своей. Как лосось, сионист синей речки, мечтающий о своем роковом доме, Наоми истратила всю свою силу на борьбу.

Нельзя сказать, что боевой настрой определял поведение Наоми, ее осанку и улыбку. «Эррол-Флинновскую» крутую морду она строила лишь изредка и в шутку, а при очередной жизненной неудаче вовсю скалила зубы. Пририсуй ей черным карандашом усы, и можешь смело послать с абордажной саблей на борт пиратского парусника. Лишних сложностей в ее характере не наблюдалось, и этим сестра резко отличалась от всех других знакомых Ландсману женщин.

– Еще та была баба! – говорит Ларри Спиро, руководитель службы управления воздушным движением аэропорта Якови.

Спиро – тощий сутулый еврей из Шорт-Хиллз, штат Нью-Джерси. Мексиканец. Для евреев Ситки все с юга – мексиканцы. «Мексиканцы» обзывают ситкинских айсбергерами или замороженными отморозками. Толстые линзы очков Спиро исправляют астигматизм, но не влияют на мерцающий в его глазах скепсис. Жесткая проволока волос лучится с его головы, как графический атрибут возмущения на газетной карикатуре. На Спиро белая оксфордская рубаха с монограммой на кармашке и красный галстук с золотой продрисью. Импровизируя перформанс «в ожидании виски», Спиро с наслаждением подтягивает рукава.

– Christ! – Как и большинство работающих в округе Ситка мексиканцев, Спиро нашпигован американизмами. Для евреев-янки округ Ситка – край краев земных, Хатцеплац, ничто на задворках пустоты. Американский для такого еврея, как Спиро, – соломинка, которая высосет его из этого дурацкого коктейля бессмыслицы обратно в реальный мир. Спиро улыбается. – Никогда я не видал женщину, которая бы так притягивала к себе всякие дрязги.