Союз летящих (СИ)

   Какая-то тень легла сверху, нет, не тень, просверк будто бы прожектора, и она тут же замолчала, и полезла на опору, вверх, к этому просверку, к свету, и будто щель разодрала мир пополам, и Светлана смогла выглянуть из него... на нее прямо смотрело круглое смуглое лицо одри, сверкало оранжевое одеяние, ослепительный свет, и бледное, сосредоточенное лицо Алейн сзади. "Продула первый раунд начисто", - сказала себе Линна. Сердце колотилось от пережитого ужаса. Она сосредоточилась на детали, как учила ее Алейн, на пуговичке на вороте одри, почему-то пуговичка была ярко-желтая, а вторая, ниже - оранжевая, неужели не могли подобрать пуговицу по цвету? Одри был невероятно силен, он даже будто стал выше ростом, черное облако волос плавало вокруг, и толстые губы индийца налились ярко-алым... главное - не узнавать, откуда он сейчас черпает силу. Это убьет тебя сразу, говорила Алейн. Худо то, что мы не можем нанести ментального удара одри, чтобы бить по душе, надо, чтобы душа существовала, душа, а не спекшиеся черные уголья. Мы можем только поднять аннигилятор... Линна стала поднимать аннигилятор.

   За пять минут до этого в Калькутте обрушился гигантский мост через реку Хугли. Неожидаемо, внезапно, без шума - грохот взрыва был заглушен потоком транспорта - подломились гигантские железные опоры, поверхность накренилась, десятки автомобилей и трамвай неудержимо полетели в пролом... Водители в ужасе жали на тормоза, визжали женщины, дети, пешеходы летели в реку, гроздьями цеплялись за опоры, за камни, друг за друга, многоголосый вопль стоял над Калькуттой...

   Несколько магов и целителей прекратили свою работу, уйдя в медитацию, перенаправляя кроваво-бурые потоки к всемирно известному ашраму в сердце гор. В последние минуты жизни гибнущие люди отдавали все свои силы маленькому индийцу в оранжевом, стоящему сейчас в зале среди сладко спящих учеников, напротив двух тайри.

   Светлана была прижата к холодным доскам, и чьи-то руки, ледяные, мерзкие, как жабы, полезли ей под пальто, пуговицы были вырваны с мясом, и в лицо Светлане дышали, дыхание это шибало в нос острым табаком, она от одного этого почти теряла сознание...

   - Да-ай потрогать, ну че ты, целка, что ли?

   Светлана рванулась, стукнулась затылком, глаза преследователей в темноте сверкали, их было не то пять, не то шесть, пацаны с другого квартала, а ей пройти-то надо было всего несколько шагов, проводила подругу, и вот...

   - Уйди, - предупредила Светлана дрожащим голосом, - кричать буду.

   - Ну сучка... - и в этот миг жабья лапа добралась до мягкого, до самого запретного, и Светлана завизжала.

   Хлопнула дверь барака, но ужас не кончился... Светлана, вся дрожа, стала подниматься на ноги - преследователей как ветром сдуло, а над ней нависало круглое плотное лицо соседки.

   - Обнаглели, совсем уже! Шалава, другого места не нашла! - завопила та. Светлана запахнула порванное пальто и попыталась что-то сказать, губы не двигались, а соседка больно и цепко схватила ее за ухо и потащила. Самое страшное - Светлана знала, что будет сейчас. Она переживала это словно впервые, но уже знала, чем все кончится, как будто с ней это уже бывало, или как будто она видела это в кино, и от этого знания стало еще страшнее; Светлана заскулила, завыла, но соседка подтолкнула ее в спину. Мама стояла на пороге их барака со страшным лицом. "Мама, я не виновата", - пыталась сказать Светлана, но ничего не выходило у нее, а мама держала в руках длинный и узкий ремень с пряжкой. Светлана знала все, что произошло в тот вечер... она снова знала точно, до мелких деталей, все, что случится, и как она потом будет искать в мамином шкафу таблетки, и не найдет, и черное ощущение, что жизнь кончена, что жить в этом мире она больше не будет, никогда... оказывается, никогда на самом деле не забываемое, не забытое... Но когда уже соседка плотно, со злорадством навалилась на нее, отчаяние словно придал ей силы, и она разорвала завесу. Снова маленький, торжествующий дьявол стоял перед ней, и его надо было уничтожить, просто уничтожить.

   В этот миг в пекинском метро, между станциями Дунчжимэнь и Чаоянмэнь, громыхнуло, и меж рельс взлетела земля, вспучивая их, завертывая в сложный узел, а по туннелю уже летел поезд, и машинист с белым от ужаса лицом жал на тормоз, но было поздно - вагон по инерции пролетел дальше, врезаясь в стену, разбиваясь на куски, пассажиров тряхнуло, и в этот миг раздался второй взрыв...

   Вагоны запылали - туннель вмиг превратился в огненное море. И не было спасения из этого ада, тех, кому удавалось выскочить из поезда, бежать по туннелю, настигали обломки, встречало ревущее пламя, а оставшиеся хватали ртами жалкие остатки воздуха и гибли, гибли, крича в голос...

   Впитывая их ужас, их смертный вопль, маленький индус в оранжевом платье выпрямился снова, глаза его сверкали, губы наливались вишневым соком.